В доме десять на Блугейт Фиелдс встали часы.
В семье Огюста Лауритца Махони, владельца трех часовых мастерских, родился мальчик, молчаливый и темноволосый.
Время в том доме так и не решило идти.

Семь лет похожи друг на друга, если каждый год - год первый. От служанок пахнет тальком, крахмалом - от белых передников и отчего-то свежим хлебом - от их ладоней.

Он сбегает, когда ему исполняется восемь.
Беззубый рот мужчины, погнавшегося за ним в Шоредиче, пугает его сильнее, чем культи мальчишек, на банду которых он случайно набрел.

Карл плутает по улицам, пока не прибивается к толпе у палатки. Перед палаткой растянуто холщовое полотно.
Тени играли на пожелтевшем льне. Блекла реальность, в которой холодные коридоры, портреты на стенах и голос служанок. Тени надували паруса кораблей, звали взмыть по тросам на реи и смеяться над ветром, сбивающим с ног. Тени звали в глубины леса и под холмы, где голоса тех, кто был задолго до них и умолк, заснув; в кузни, где владыка огня ковал смерть, и дальше за ними - на рынки городов, в мастерские, в дома. Танцевать, пока не взвоют от безумия горожане.
Карл вымолил оставить его в театре.
Мыл, скоблил, орал на улицах о приезде театра. Прибился к Густаво и доставал мужчину так, что тот взялся его учить своему ремеслу - основам танца.

Карлу двадцать семь лет.
Он исколесил с театром весь юго-запад и вернулся в Лондон. Он смеется, запрокидывая лицо вверх к падающим с неба снежинкам и еще не знает, что эта зима выест из него душу.
Зима будет долгой для всех, кто остался в Лондоне без крова.
Сильнее всего еды не хватало детям. Сколько бы они ни отдавали.
У маленькой Анны худое лицо и горячие сухие ладони, она жмется к нему, пока еще может дрожать.
Когда она истлеет, он уйдет из палатки, в которой плакала ее мать, и будет идти так долго, что не будет знать уже, не ушел ли за пределы города, и только темно-серая вьющаяся за ним Темза не пускает его дальше.

Карта вошла в него, когда Карл стоял у перил моста, вглядываясь в бурую муть воды футах в десяти под ним.
На один щелчок стрелки мир раздвоился, половина осталась блеклой, синей и желто-серой; вторая лишала зрения режущими цветами. Карл зажмурился. Мир был прежним, когда он открыл глаза.

В тот же вечер его нашел в ставке театра нотариус. Сухой деловитый старик, зачитавший ему, Карлу Лауритцу Махони, завещание его отца.
«Откуда вы знаете, что это я?» - Карл спрашивал взглядом и не мог рассчитывать на ответ. Его вопросы не интересовали господина в синем сюртуке.
Он наследовал пять часовых мастерских и дом, в котором времени предстояло пойти.
•••Высокий брюнет без черного ботинка. Серые глаза, темные кудри, выправка танцора.
Носит перчатки даже в доме и в мастерской, выбирает то закрытую, то напротив чрезмерно вызывающую одежду.
При необходимости контакта спокоен, внимателен и к любому проявлению человеческого относится с изучающим интересом.
Увлекается танцем, музыкой, толкованием сновидений, химией и биологией - любыми изменчивыми и естественными процессами.
Испытывает головную боль от попыток играть в шахматы.
•••Желает найти место, собрать труппу и открыть театр теней.

Ответьте на пару вопросов:
1. Да.
2. Нет. Я бы хотел хотя бы знать об этом)