[indent=2,1]
Первым ярким воспоминанием становится лютый голод, сжимающий глотку невидимыми тисками. Да так сильно, что перехватывает дух. Кажется, он находит и жрет червей; жуков, не глотая, ведь поймать ни птицу, ни другую мелкую живность не удается.
Хлипкое разочарование - поверхностная пленка.
Следом приходит жажда. Земляной вкус сложно перебить водой, если она из озера и отдаёт тиной. Ему с трудом удается не проблеваться. И смыть с тела запекшуюся кровь. Сложно разобрать чья она, когда собственное имя убегает из памяти проворным зайцем. На его теле нет видимых ран. Этого достаточно, чтобы убедить разум успокоиться.
Из недр рвется раздражение - голодный зверь с острыми зубами и гнилостным дыханием из распахнутой пасти.
Вслед за голодом и жаждой из-за угла показывается гнев, что давит своим весом, мешая подняться с колен, на которые он упал, царапая кожу ветками. Дрожь не унять. Не перебить другими чувствами, хаотично всплывающими из глубин грудной клетки. Тело перестает слушаться, сотрясаясь в ритме лихорадки. 
Смех сквозь шакалий оскал с остатками почвы - скрипит между зубов - на губах. Соленые - ощутимо обжигающие - капли по грязной коже щёк. Калейдоскоп сменяющих друг друга картинок в голове подобен вирусу, стирающему грань между реальностью и фантазией.
Мир вертится запущенной неумелой рукой ребенка юлой.
Мир падает, закончив отведенное ему количество оборотов.
Пожилой мужчина находит его истощенным; обезумевшим; смеющимся в лесах Венгрии. Жалость перерастает в корысть стоит лишь посчитать коэффициент полезности на вид молодого тела. И он оказывается полезным. Чистый лист, который легко можно заполнить своими собственными мыслями; нанести на разум те штрихи, что образуют желаемое полотно.
Граф Иоанн Гилмор - имя солоноватым; терпким привкусом крови оседает в горле - без стеснения пользуется дарованным судьбой шансом: так найденыш оказывается в Лондоне. Будучи таротом, чьи дни почти сочтены, граф самозабвенно растит того, кто сможет продолжить игру/он еще не представляет, кого ему (не)повезло растить.
День за днём; из года в год в уши названного Иштваном юноши льются чужие слова. Они проникают в голову. Вьются ужами среди мыслей, не давая тем убежать; скрыться. Сплетаются с не утратившими ни грамма/доведенными до запредельной резкости; яркости картинками, чей смысл ускользает; стекает ярко-алыми реками с ладоней, орошая землю; удобряя землю - пахучей; манящей - кровью.
Выезжая вместе с ним за пределы Лондона, отец Иоанн учит Иштвана охотиться; учит убивать не только зверей и птиц, но дичь гораздо крупнее; зубастее - людей. Найденыш - превосходный ученик: его тело помнит больше поврежденного разума. Экзамены юноша сдает на бойцовских аренах; на улицах Уайтчепел и Джейкобс Айленд, что ближе его душе, чем поместье в Челси.
Прошлое продолжает накатывать волнами, стачивая его рассудок; размывая грани дозволенного. Иштван часто ловит себя на мысли, что боль приносит удовольствие. Как чужая, так и собственная. Он режет кожу осколком зеркала, припрятанным в кармане потрепанной куртки; ногтями, что мягко погружаются в красное; теплое. Раны заживают, а вкус и запах крови еще долгое время преследует во снах, чье содержание далеко от праведных; чье главное действующее лицо не он.
Она - его грезы; его кошмары. Ее волосы, водопадом мрака; смолы струящиеся по прямой спине до линии округлых бедер. Ее голос, уводящий; обещающий исполнение любых желаний. И руки. Ее холодные; шершавые руки, поглаживающие лоб, щеки, голову. Иштван не помнит ни ее имени, ни ее статуса в своей жизни. Но испытывает щемящее сердце чувство словно Она - драгоценность; Она - нечто большее.
Проклятье, которому он принадлежит; которое живет в нем; которое толкает вперед, заставляя вспоминать. Она говорит не с ним; она говорит в нем, пока запертый; связанный внутри самого себя Иштван бьется головой о каменные плиты; рвет губы зубами; захлебывается в собственной; густой крови и раскаленной; бурлящей ярости.
Она уходит; он остается не один; в его голове отныне живут другие: те, кем он не был; те, кого он зачем-то - Иштван не помнит зачем - создал.
Отныне частым гостем сновидение; тягучих ужасов выступает сам Иштван. Нет, не он; юноша с его лицом. Иштван смотрится в отражение, но видит на лице чужие эмоции. Непонятные ему; незнакомые; чужие. Иштвану не нравится. Он злится; мечется и силится проснуться, вырваться из объятия самого себя, что сжимаются все сильнее; сильнее; готовы раздавить. Хотят вдавить вовнутрь, вернув частям облик целого. Раздражает. Ощущение неполноценности; состояние беспомощности.
Минует двадцать лет. Двадцать долгих; утомительных лет, переполненных учебой; самопознанием; убийствами. Иштван не гнушается охотиться на людей, что подобны ему; что равны ему по силе. Ему нравится отнимать жизнь; нравится мучить; нравится пожирать. Он знает множество способов, как оттянуть смерть и продлить страдания жертвы, доведя тела; разум до одной цели; мечты - сдохнуть. Убийство становится любимым хобби, заселяющим в сердце долгожданный покой, которого ему так не хватает; никогда не хватает. Иштвану кажется, он сходит с ума - Иштвану нравится сходить с ума; сводить с ума.
Но он не забывает Ее слова; он помнит Ее цель, ради которой остался жив; не захлебнулся в ручье младенцем. Оказавшись меж двух огней; меж двух нелюдей, Иштван вбирает в себя все; не выбирает что-то одно.
Душевное состояние Иштвана год за годом  лишь ухудшается. В нижних районах уже давно ходят слухи о “трупоеде”, что оставляет после себя обезображенные тела, лишенные крови; шматов плоти. Если первое он потребляет сам, то вторым кормит гостей, что не редки в доме графа Гилмора.
Отец Иоанн будто предчувствует свою смерть, но не оказывается к ней готов. Вигго Лэнгфорд расправляется со стариком также, как некогда уничтожил мать своих детей. Запах горящей плоти и предсмертные крики могут стереться из ветра, из памяти - никогда. Башня слишком стар, чтобы справиться.
Иштван - иное: это его дом; его территория. И отныне его карта. Они - Иштван и Башня - пробуют друг друга на вкус. Пробуют на вкус кровь его - Иштвана - убитого отца, что во сто крат превосходнее остальной. Ее голос в голове набирает силу; его голоса в голове скандируют; подстрекают; соблазняют: “Выпить кровь врага, убитого тобою. Ты, врага сильнее, - стал его судьбою…Капли красной крови на устах застыли, это плата богу, дань, чтоб не забыли.” Иштван не сопротивляется. Движимый безумием; Башней, он пожирает его изувеченную плоть; жадно глотает его кровь пока она не остыла. Пока свежа и горяча, как материнское; Ее молоко, что наполняет силой.

Он вновь возвращается; находит утешение в Уайтчепел и Джейкобс Айленд. Он получает место, где грязь души идеально сливается с наружным смрадом: они - Иштван и душные; заляпанные улицы - дышат в унисон будто единое существо.
Иштван начинает с малого, ведь в голове Иштвана ещё свежи воспоминания о крупных кусках, что застревают в горле; перекрывают доступ воздуха в легкие. Кусая, он не разевает пасть широко.
Первым грехом Башни всегда будет Гнев, что жаждет выплеснуться - выкупить паутину бойцовских арен не составляет труда, если продавец сговорчив; если продавец смертен, а старик Иоанн оставил Иштвану не только дом.
Он еще выходит на арену - он еще товар, который можно выгодно продать за деньги; имя; опыт. Башня прощупывает собственные грани словно младенец, который учится держать голову; сидеть; ходить; отрывать насекомым крылья.
Но Иштвану становится мало; ему хочется пасть ниже; нырнуть в порок с головой. Похоть Башни не менее слепа и непомерна, чем его Гнев. Он засматривается на публичные дома. У их продавца хорошо подвешен язык, но Итан воспринимает некоторые выражения слишком буквально. Бордель - удобный способ взобраться выше; получить больше; развеять скуку. Женщины - хорошее вложение, но мало какая женщина готова воплотить в реальность такие желания, от которых желудок сводит в спазме; рот наполняется рвотой. Иштван нанимает мальчишек. Юных; свежих; на чьих телах неплохо смотрятся платья; чьи рты дарят не только улыбки.
Башне нравятся деньги, как способ открывать двери. Они работают не хуже силы. Они позволяют сохранять человеческий ресурс там, где раньше Иштвану было проще перерезать глотку и слить кровь.
Война и секс никогда не утратят актуальность; плотно пустили корни в людских душах, но есть и несогласные. Башне не нравится подчиняться тем, кто был до него. Башне нравится подчинять. И убивать. Убивать чаще выгоднее, чем договариваться с теми, чье слово подобно крысе. Иштван пробует использовать слова, но ему не хватает терпения; он слишком быстро переходит к делу.
С ним не связываются; его предпочитают не трогать от греха подальше, но как уйти от греха, если живешь в нем; ходишь по его улицам. Иштвану часто нет дела до других, если они не прикасаются к нему; если они не трогают то, что принадлежит ему. Кто-то глуп; кто-то трогает - кто-то лишается пальцев; кто-то глаз; кто-то сердца: Башня разрушает.
Иштван все больше бесконтрольно безумен: Ее голос в голове звучит громче; Их голоса в голове перебивают его собственный голос - Башня насыщается; Башня жадно глотает тех, кого он толкает вниз; кого он запирает внутри, чтобы сжечь; Башня жадно глотает его самого.
Получая прибыль, Иштван не забывает и про тех, кого ненавидит; презирает; кем жаждет стать назло - в его жилах течёт не иная кровь; у них всех одна кровь, но пускать ее всем аристократам ещё рано. До них сложнее добраться; с ними дольше возиться; их сложнее скрыть.
Оставляя дела на помощников, Иштван несколько раз уезжает из Лондона, чтобы расправиться с оставшимися родственниками линии Вигго Лэнгфорда. Смерть его рожденных в законном браке братьев и сестер от руки бастарда - капля в море. Башня возвращается - Башня выжидает. Он дожидается, но не того.
Их встреча - закономерный итог, где две стороны доходят до центра каната и не могут разойтись. Никто не уступит пока кто-то не оступится.
Башне не нравится смотреть в отражение; не нравится то имя, которым Иштвана называет его/чужой рот в надежде достучаться; войти. Тамас - имя близнеца тянется; обвивается вокруг языка липкостью - помнит больше; помнит все, да только Иштван не хочет вспоминать. Ему сладко в небытие. Ему солоно, когда брат пытается возразить; предлагает бросить все и воссоединить семью.
Башня и это понимает буквально. От его брата несет ненавистью; от его брата несет его/их кровью. Его руками Иштван доставляет себе удовольствие, проталкивая нож глубже; игнорируя молчаливое сопротивление - не это ли единение? Не это ли любовь, воспетая поэтами; в веках?
В его руках; после его рук Иштвану гораздо легче дается самоконтроль. Или всему виной телесная боль, ставшая наивысшим наслаждением. Башне не свойственны сомнения. Он оставляет брата себе. Он заставляет брата возвращаться к нему день ото дня - если это игра, то Башне льстит видеть Колесницу на коленях. Он упивается болью; напивается крови - в его мире хватит грязи на двоих; во мраке его комнаты так легко запутаться кто есть кто.
Однажды в Башне просыпается Алчность. Открытие игорного дома Иштван отмечает смертью невесты Тамаса - кровь аристократки насыщеннее, чем у отребья, но не так хороша, как у брата. Тамас обвиняет - Иштван препарирует правду у него на глазах. Его - убийцу - ищут, но брат молчит; брат так запутался, что Башне весело; Башне выгодно, когда Колесница играет на его стороне. Там, где Иштван без оглядки подставляет себя под шторм, Тамас - его попутный ветер.
Но все быстро приедается; покрывается слоем скуки - Уныние развеивается в густом дыме опиумного притона; в хаотичных движениях смазанных тел, среди которых слишком просто потеряться.
Иштван расширяет границы безумия; своих владений. Но он не один. Башня продолжает подбирать тех, кому нечего терять; чья жизнь не стоит и гроша - Иштван готов увеличить ее стоимость.
Владельцы заведений меняются - тот, кто стоит над ними неизменен. И все больше уходит в тень, пряча за масками; гримом практически не подвластное годам лицо. Не остается даже имени; лишь его отголоски - Иешуа; Стефан; Этьен; Эстебан. Для обитателей Лондона он - должность: его место; его амплуа примерят на многих.
Башня злится - Иштвану не нравится прятаться. Из его Зависти рождается не место, роль. Тот, кто свяжет между собой все заведения, собирая для Иштвана информацию; передавая от лица Иштвана вести.
В 1821 в довольно преклонном возрасте погибает слывший отшельником наследник Иоанна, передавая имущество в районе Челси в руки племянников, прибывших из - слухами земля полнится - Европы. Иштван оставляет имя; примеряет фамилию Надашди. Не знатен, но достаточно богат, чтобы вложиться в идею вдовствующей маркизы Грей: вместо они организуют приют для бедных сирот, ставший олицетворением Гордыни Башни.
Иштвана забавляет очередная сторона его личности; забавляют аристократы, обсуждающие нового любовника старухи Грей - благодаря брату он не срывается на публике; сходит с ума лишь возвращаясь в Уайтчепел и Джейкобс Айленд. На дне его свобода. На дне Башня буквально ощущает, как его легкие расправляются; тело перестает напоминать излишне натянутую струну, что вот-вот порвется.
Колесница молчит; Тамас пытается жить собственной жизнью, приходя к брату лишь тогда, когда тот попросит. Так Башне меньше хочется его - брата - убить.
Игра знакомит Иштвана с Королем Кубков, чьи врачебные навыки и клиника оказываются полезны для Башни - у каждого из них свой Голод, который оба с удовольствием насыщают.
Башня отнимает - Башня дает: носитель Короля Кубков меняется. Башня отпускает - Башня натягивает поводок: из  очередной поездки во Францию Иштван возвращается не один; с ним две милые родственницы, чьи голоса даруют Иштвану мнимый; кратковременный покой.
Иштван обзаводится не семьей; вновь обрастает грехами, что обязаны ему; что привязаны к нему. Как и Тамас. Как и уставший; иссушенный его жаждой Тамас, мечтающий о смерти. И она находит его; приходит к Колеснице в лице того, чье тело Башня в фантазиях медленно разбирает на детали; чью кровь смакует словно дорогое вино - Чарльз Лэнгфорд виновен; Чарльз Лэнгфорд собственными руками переписывает свой приговор со “смерть” на “вечные муки”.
Иштван топит горе в крови; Башня с наслаждением тонет в крови, нежась в мертвых телах - Иштван не готов к тому, кого выбрала Колесница; Башне наплевать, к чему готов Иштван, она встречает старого знакомого с распростертыми объятиями.
[indent=2,1]

[indent=2,1] Тотальная склонность не только к садизму, но и к мазохизму (о втором словами не распространяется, но выдает организм).
Цветущий букет психических заболеваний.

[indent=2,1] Ответьте на пару вопросов:
1. Да.
2. Увечья; смерть по согласованию. Но я добрый.