Администрация SimonChipIstvanEtienne
Эпизод месяца Two more deadly sins
РАЗБИТАЯ ЧАШАМарси до 28.09 ❝ Лондон, 31 декабря 1850 года: каждый год, следуя традициям, королева Виктория проводит костюмированный зимний бал в честь празднования Нового года.
ПЕЧАТЬ БОЛЕЗНИГаби до 30.09 ❝ Лондон, январь 1851 года: город окутан мраком и тревогой, когда каждый из Таротов получает таинственное письмо от неизвестного отправителя, в котором указаны время и место встречи — заброшенная церковь на окраине Лондона, что в своё время была возведена на территории Лестерского аббатства.
Активисты недели: Christopher Young и Annabel Lee.
Лучший пост написала The Empress: ❝ Типичная лондонская погода как нельзя лучше отражала душевное состояние Вирджинии Найт. Серая хмарь, то ли смог, то ли туман, поди разбери, окутывала респектабельный Вест-Энд, то и дело пробрасывая мелким дождиком. Прохожие выныривали из сумрачной дымки, отряхивая воротники от водяных капель и ругая задерживающуюся весну, только чтобы через пару десятков шагов вновь растаять в тумане. Вдова Найт наблюдала за этой непрекращающейся круговертью жизни через окно гостиной, рукоделие лежало на коленях, выпав из безвольно опущенных рук. Увидь ее сейчас кто со стороны, наверняка посочувствовал бы горю женщины, недавно потерявшей мужа и отца своих детей. Да только стороннему наблюдателю не ведомо было, что занимает мысли Вирджинии не только и не столько недавняя утрата.
Tarot

Tarot

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Tarot » The Devil » Одна из десяти казней: печать болезни — 1851


Одна из десяти казней: печать болезни — 1851

Сообщений 1 страница 28 из 28

1

Одна из десяти казней: печать болезни

Гости: Chip Langford, Istvan Nadasdy, Herbert Fish, Beate Nadasdy, Stephen Coleman, Thomas Wolf, Etienne Hardcastle, Gabriel Perry, Dorian Blair
https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/4/631811.gif  https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/4/123345.gif
21/01/1851 — заброшенная церковь на окраине Лондона
[indent=2,1] В ночной тишине, при свете свечи, одинокий молодой человек сидит за массивным дубовым столом. Его взгляд, полный решимости, устремлен на строки, что он аккуратно выводит чернильным пером по пергаменту.
[indent=2,1] Письмо. Ещё одно. И каждое из них, что будет отправлено уже этой ночью, является предвестником встречи, что может изменить судьбу не только приглашённых, но и всего Лондона.

Время настало. Прибудьте к старой церкви Святого Михаила в полночь. В этом месте, где сливаются тени прошлого и настоящего, мы обсудим будущее. Но знайте, что Лондон уже стоит на пороге перемен, и ваша роль в этих событиях может оказаться решающей.

неразборчивая подпись

Аттеншин: на пост - три дня; количество символов - до 3к, для того, чтобы с вами было легче взаимодействовать.

[nick]Howard Archer[/nick][status]не ной, а моисей[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/4/248929.gif[/icon][lzz]<div class="lzname"><a href="ссылка">Тарот</a></div> <div class="lztit">сын не божий</div> <div class="lztext">И сказал Безликий: простри руку твою с жезлом твоим.</div>[/lzz]

+8

2

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/4/716758.png[/icon][nick]Old man[/nick][status]Anguis in herba[/status][sign]---------[/sign][lzz]But love is blind, and lovers cannot see[/lzz]

Он не случайно попросил Говарда выбрать именно это место. Именно тут старик впервые увидел Изабеллу. Прекраснейшая из женщин благочестиво опустила голову, слушая священника. Старик был тогда ещё молод, горяч, и увидев изящный изгиб шеи, мыслями он был далёк от благочестия.

Сейчас эта церковь - лишь тень былого. Как и его воспоминания о Изабелле. Почерневшие от пожара стены, обгоревшие фрески. Господь оставил это место много лет назад.

Говард сам хотел встречать гостей, но старик настоял быть первым. В этой заброшенной церкви собирались одни из самых опасных людей Лондона. Тароты, одержимые волшебной картой. Те, кого он знал. Те, кого старик хотел видеть здесь.

Старик всегда испытывал благоговение, когда касался губами шрама Изабеллы. Он находился прямо между её грудей. Она всегда улыбалась и говорила, что он как паломник перед святыней. Но она и была его святыней, отнюдь не святой, но святыней.

Однажды старика пытались убить. В напоминание остался шрам на животе. Старику тогда удалось выжить и размозжить нападавшему голову о мостовую. Изабелла меняла ему повязки и уже теперь сама прикасалась губами к его шраму. Он запомнил тот разговор.

- Они напали потому, что ты со мной, - печально сказала она. - Потому, что ты мне дорог. Пока мы вместе - ты в опасности.

- Лучше я умру держа тебя за руку, - ответил он тогда.

- А вот если я умру - то они потеряют к тебе интерес…

- Не говори так! Я не допущу, чтобы ты умерла.

Она лишь рассмеялась тогда.

Он допустил, она умерла. И они действительно потеряли к нему всякий интерес. Они не приняли его во внимание, обычного человека. Очень зря. Виновный в смерти его ненаглядной Изабеллы уже понёс заслуженную кару. А потом старик смог освободить Говарда. И сейчас весь Лондон падёт в память о его жене. К чёрту Лондон, весь мир. Зачем он, если в нём нет больше возлюбленной Изабеллы?

Сейчас старик меряет шагами заброшенную церковь, подняв воротник. Сквозь разрушенную выгоревшую крышу падают редкие мокрые снежинки. На чёрных камнях у алтаря нападал целый сугроб. Безумно тихо. Слышно, как поскрипывает снег под сапогами. Полночь близится. Старик поглаживает рукоять “перечницы” в кармане. Вряд ли это поможет, но с револьвером как-то спокойней. По крайней мере продать свою жизнь подороже. Старик этим и занимается два последних года, прошедших со смерти Изабеллы.

А вот и первые гости. Игра началась.

+11

3

Загадочных приглашений Чип за те немногие годы, проведенные в Лондоне, получал больше, чем мог себе представить. Кто бы мог подумать, насколько местным сливкам общества становится тоскливо, если светский раут проходит не по специфической тематике. Как будто дряни, творящейся на улицах недостаточно для того, чтобы щекотать себе нервишки.

Кто бы говорил, конечно. Уж точно не Лэнгфорд.

Повертев в руке пергамент он, однако, предчувствует, что что-то здесь не то. И за неразборчивой подписью не скрывается слуга кокетливой мадемуазель, организовывающей званый ужин.
Он решает, что в этот раз приглашением не воспользуется. У него было достаточно дел, особенно после возвращения в Англию, для того, чтобы распаляться на ночные похождения.

Через несколько часов он, однако, почти в дверях сталкивается нос к носу с недовольным взглядом Золы. Чернеющим в свете лампадки под белым чепчиком. Ей даже не нужно начинать ворчать, что мистер Чип снова срывается куда-то посреди ночи. Они уже прекрасно все обсудили взглядами, и Лэнгфорд, поправив шляпу, выходит в светлую, снежную ночь.

Он думает, что только пройдется. Что зуд карты, Колесницы, удастся унять, размяв ноги. А ноги предательски выносят его к той самой церкви Святого Михаила, что была обозначена в приглашении. Ее обгоревший силуэт как провал в реальности на фоне белого снега. Как бездна, в которую Чипа затягивает предложенная судьбой игра. Ему совершенно не страшно идти внутрь, но самую малость жутко от чувства, что выбора у него нет. Точнее, он есть, но Лэнгфорд его уже словно сделал давным давно, а теперь - хочешь, не хочешь - иди.

Церковь - больше остов, чем здание. Развалина с дырами в крыше. Больше, чем дорогое шерстяное пальто, Чипа греет только наличие кольта, которым он обзавелся в последнюю, скажем так, незапланированную поездку в штаты. И прихваченный в последний момент нож. Руки сами зачесались, в последнее время он учился скорее доверять сиюминутным желаниям, чем игнорировать.

Одинокая фигура внутри - с виду старик. К которому Чип по-началу относится настороженно, притормозив у входа. Старик - не карта. Того бы он почувствовал сразу, теперь то он знает. Не то чтобы это все означало, что опасности странный дед посреди заброшенной церкви в ночи априори представлять не может, но Лэнгфорд ощущает, как расслабляется, а вместе с тем приходит и едкий укол разочарования - словно риск не оправдал себя.

Или все же оправдал?
- Интересный выбор места и времени для обсуждения судьбы города.
Чип говорит не громко, но гулкий старый камень скорее всего доносит его слова до адресата. Старик, очевидно, знает кто он такой, поэтому Лэнгфорд не видит смысла представляться. А начать задавать вопросы попросту не успевает. Он буквально затылком, расплывающейся тяжестью по плечам и холодным покалыванием по шее, отнюдь не летящим снегом, чувствует приближение чего-то знакомого и тягостного. От чего в ударах сердца и разливающейся напряженности, наполняющей его злобе он уже может уличить того, кого надеялся больше никогда не встретить. Или встретить, чтобы уничтожить снова. Раз за разом.

Иштван не один. Дам он тоже знает, а четвертый - мелкая сошка? Это что, очередной капкан, ловушка, чтобы заманить его в безлюдное место? У них не получилось угробить его по одному, так в этот раз он решил притащить с собой подельников? Смешно.

Интуиция звенит корабельным тревожным колоколом. На мгновение ему кажется, что ее перезвон касается не Надашди и его спутников, а того, кто пришел первым.
- Компания могла собраться и получше.

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/193096.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/431674.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/564837.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/995666.gif

+11

4

Башня - намотав на пальцы; зафиксировав в ладони - тянет ее за волосы на себя: мягко; без привычных порывистости и нажима не просит, вынуждает - у неё; у них обеих никогда не появятся другие варианты - наклониться к нему, чтобы Иштван мог поднести каштановый локон к лицу; полной грудью вдохнуть запах ее волос и с выдохом расслабиться; ослабить хватку.
«Если затолкать их в камин, Иштван, им будет жарко?»
Он - удобно устроив голову на ее коленях; притянув свои колени к груди - мусолит прядь, разделяя на тонкие; шуршащие ворсинки с увлеченностью; вовлеченностью в процессе студента, под чьими руками раскрывается мир препарированного земноводного: запах лавандового масла успокаивает; расслабляет от макушки до пят постепенно; подобно мягким прикосновениям матери.
- Спойте мне, Беатрис. - Башня закрывает глаза; (не)ждет исполнения приказа - его слово (не)приговор; будет приведено в действие сразу, как судья подаст знак палачу; взмахнет рукой: ее руки - в его волосах; застревают в спутанных участках, но Иштван молчит; временно безучастен.
Где-то на фоне; в углу помещения - он прислушивается; ведёт счёт - Трис садится за пианино; опускает пальцы на зебру клавиш, извлекая звук; завлекая разум на дно колодца: там нет ни отца, ни матери; никого живого кроме него; кроме самой - неравномерной; поспешно выложенной - каменной кладки, с которой придётся дышать в унисон.
Т-а-к-т.
Иштван (не)видит чудесный; чудной сон: не уснув, представляет, как наматывает женские волосы на кулак; тащит сопротивляющееся тело к камину и наносит первый; повреждающий целостность плоти удар - кровь стекает на ее белоснежный лоб; бежит с испариной по вискам.
Голос; песня Беаты - старая французская колыбельная чьей-то матери: Башня оставляет за бортом значение слов; их крохотный смысл на неопределённые времена; пока его интерес - звучание, что подавляет желания; становится альтернативой.
На втором ударе - сознание Башни устойчиво; строптиво - тарот слышал бы; слышит словно наяву треск надломленного черепа; кирпича - красная крошка смешивается с красной кровью; губы уже не кричат, только болью исказило красивый; фарфорово кукольный лик: Иштван не устал рассматривать эту гримасу; не забудет ее - гримасу - тщательно изучить.
«Что за тварь помешала нам забыть, Иштван!?»
Инородный - знакомый; лишний - стук сердца растирает фантазии в пыль; пускает их по запущенному в гостиную вместе с приходом экономки ветру: тарот сжимает и разжимает ладони; оставляет на себе отпечатки отросших ногтей.
- Леди, - Иштван в красках представляет пресное выражение лица; строгий взгляд Ниты, что долго (не)задерживается на нем; поспешно переключается с одной сестрицы на другую; на их растрепанные шевелюры и ночные сорочки, - Вам пора готовиться ко сну, молод…
Тарот слышит, как она вовремя - со стуком зубов; с шелестом смяв подол платья - закрывает свой рот; опускает глаза в пол, доводя тщательно продуманную; сыгранную “перед” в отражении кастрюль сценку до грани, где для открытого финала слишком - ничтожно; интригующе - мало загадки; из букв легко составляется фраза. - Мистер Надашди, посыльный оставил для Вас письма. Я заберу леди, и Вы сможете их прочесть.
Ему не хочется лишний раз двигаться; куда-то вставать и изображать существенный; умеренно жаркий интерес к клочкам бумаги; каким-то словам, что - шанс на обратное досадно мал; колеблется у нуля - не зацепят Иштвана. - Останьтесь, Беатрис.
Очередной бал; маскарад; парад шлюх - Иштвану наскучили (не)светские; паскудные встречи: не то от холода, не то от раздражения он передергивает плечами; прячет лицо в складках полупрозрачной ткани.
Ф-а-р-с.
Выставка заморских диковинок; картин юного автора или чтение стихов - Иштван не готов терпеть; видеть; слышать; вдыхать запах их существования; находиться в среде их обитания. - Отдай им письма, Нита.
«Затолкай ей в глотку бумагу, Иштван. Заставь проглотить.»
- Прочтите их мне, Беатрис. - Шуршание бумаги в его голове переплетается с шагами ног, утопающих в ворсе ковра; приближающихся к софе: тарот - нехотя; упираясь пятками в подлокотник - переворачивается на спину; снизу вверх наблюдает за Трис сквозь Беату. - Вместе. Читайте их вместе, Беатрис.
Иштван губкой; соскучившимся по влаге созданием впитывает - плетёную; первобытную -  гармонию их голосов; вскоре не удерживается, хохочет над посланием извне: жизнь забавнее вдвойне, когда за одним письмом открываются следующие; дублируют содержание.
Коль ты карта, то обязан играть; вскрыться на покерном - хирургическом - столе: любопытство Башни пробуждается; плескается; подогревается на том самом дне, где успело быть похоронено без должных почестей.
Будь он шахматной фигурой, то какой? - Башне безразличен ответ своего разума; Башня уверен, что сам ответ - фикция, когда ты в руках - интригующе, если не умелого - игрока. - Я подумаю об этом завтра. А пока … спойте мне, Беатрис.

- К вам гость, мистер Надашди. Мне проводить его к Вам? - Иштван отрывается от бумаг; бросает взгляд на настенные часы: в столь ранний час он не ждет ни (не)важных гостей; ни приглашённых шлюх; ни оставшихся работников собственных заведений - интерес с силой растет; пускает корни в душе, побуждая отложить дела.
«Кто там, Иштван? Кто заглянул в наш не сладкий дом?»
Башня кивает; Башне занятно ровно до момента, как он издали узнает сердцебиение; бег крови - Герберт Фиш не тот, кто часто способен сделать Башню (не)довольным; сделать хоть что-то сверх обыденной жизнедеятельности в рамках установленных природой - зацикленных; простейших - функций. - Мистер Фиш к Вам, мистер Надашди.
Б-е-с-ц-в-е-т-н-ы-й.
Тарот откидывается на спинку кресла; вытягивает слишком часто босые ноги - он не осматривает невыразительное лицо; не задерживается на его выражении, чтобы сразу; без прелюдий перейти к решению вопроса, что привел одного к другому; свёл раньше положенного часа.
«Этот не останется в нем, Иштван. Он мог бы весело умирать, Иштван.»
В ожидании изложения сути Иштван упирается ладонью в подбородок; переносит вес тела в руку - уже виденное; прочитанное письмо на столе не слишком стремительно, но все же развеивает его - закостенелую; неподвижную - скуку. - Я пришлю за тобой экипаж.
Башня - подцепив край листа ногтями; подняв вверх - принюхивается к запаху чернил; старается уловить дух отправителя - ему быстро надоедает гадать; перебирать в памяти лица, среди которых лишь одно мелькало; сияло для церкви Святого Михаила: если постараться, получится вспомнить конкретное имя; отделить его от масти.

Иштван - спрыгнув на землю со ступеней экипажа; плотнее надвинув на лицо шляпу - протягивает сёстрам руки, как подобает джентльмену; улыбается им ровно так, как пристало улыбаться джентльмену всем - благочестивым; спящим по ночам - леди: сдержанно; учтиво; холодно.
Он не старается скрыть присутствие тихой поступью - его шаг без того легок; не придерживается тени, выстраивает дорогу напрямик - с ног до головы став черной фигурой; безлик: без блужданий по окраинам, Башня в окружении трех входит через то, что некогда служило центральным проходом в обитель - англиканского; сгоревшего - Бога.
«Достаточно ли этот Бог мёртв, Иштван?»
Башня качает головой, журя себя за грешные; еретические вопросы без точного адресата: внутри головы некому возразить; нет и тех, что прочитают молитву за очищение - падшей; гнилостной - души, которой и быть то не может.
В-ы-м-ы-с-е-л.
Тарот - будто старому знакомому; вежливо приподняв шляпу за край - кивает старику, не взглянув на него; проходит мимо Лэнгфорда, чье присутствие не будоражит спящее в колыбели; в кровавой купели чудовище: Иштван сполна насытился; достаточно успокоился, чтобы смазать свое безумие; размазать по - разрушенным; с чёрными пятнами огня - стенам до состояния тончайшего раздражения; ворчащего недовольства Башни. - Можешь уйти, но каждый раз остаешься.
Он отпускает руки сестер; поправляет перчатки, глубже проталкивая плотную; шершавую кожу под ткань рукавов - в старике не обитает тарот, но Иштван готов поспорить, здесь появится кто-то ещё; те, кого он чувствует издали; кого он не сильно жаждет узнать: люди; ведьмы; карты; псы - область интересов Башни превыше розданных кем-то «мастей».
«Сколько здесь, Иштван. Давай пересчитаем по головам.»
Тарот надеется, кто-нибудь сегодня лишится жизни; крови; останется без целых костей - заявленная возвышенностью речей; аккуратностью завитков игра подразумевает наличие двух сторон: Иштвану нравится, когда победитель дарует смерти поклон; шкуру проигравшего.
Он запускает руки в карманы; нащупывает заполненные - теплой; свежей - жидкостью склянки: они не только в карманах; не только в его карманах лежит по маленькой; переданной Майерсом банке - Башня доволен; он прислоняется спиной к стене и прикрывает глаза.

Отредактировано Istvan Nadasdy (2024-07-24 18:03:38)

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/193096.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/838416.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/168653.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/995666.gif

+11

5

Они едут молча. Сестры, сидя бок о бок, чувствуют друг друга так явно, что уже не различишь, чье сердце колотится быстрее. Трис, размышляет о том, почему все странные вещи происходят именно в ночь. Стоит только сумеркам опуститься на город, как он меняет свой облик, словно перевертыш, и вот уже в разных его уголках начинают происходить жуткие события. Мысли лениво копошатся в ее голове, а дорога успокаивает внутреннюю тревогу ровно до тех пор, пока экипаж не останавливается.

Первым выходит Иштван, он подает руку каждой сестре по отдельности, одаривая сдержанной улыбкой, и затем ведет их за собой. Беата успевает оглянуться вокруг, но не видит ничего, кроме густой черноты неба и едва различимых на фоне верхушек деревьев. Разрушенная церковь Святого Михаила некогда была пристанищем для всех заблудших душ ищущих покой и умиротворение в своей вере, а сейчас, от этой веры остались лишь тяжелые безжизненные камни. Трис думает, что это грустная история. Беата думает, что это прелестные декорации для такой встречи.

"Жаль не взяла библию" - язвит старшая, не сдержав ухмылки. Но Трис молчит, даже не смотрит на сестру укоризненным взглядом. Они все молчат. Иштван. Герберт. Четыре тени, двигающиеся в направлении церкви почти бесшумно, безлико, повинуясь лишь одной короткой записке, которую отправили инкогнито, намерено скрывая свою личность.

Трис думает, что это безрассудно. Беата думает, что это интересно. Но здесь и сейчас совсем не важно, что они чувствую-думают-говорят. Важно только то, кого укрывает этой ночью в своих стенах "Святой Михаил". Перед входом Беата еще раз бросает взгляд назад, на следы оставленные на снегу, на то, как поблескивают в отдалении огни города. И успевает подумать о том, какая красивая и тихая сегодня ночь, было бы жалко портить ее.

Внутри так же холодно, а сквозь исполосованную временем крышу, аккуратно падают снежинки. Беата замечает, как по телу пробегают мурашки, но не может определить - это происходит от холода или от предвкушения. Внутри двое мужчин. Один: старик, с поднятым воротником, чье лицо с трудом разберешь в этих сумерках и редких полосах ночного света. Второй: Лэнгфорд. Старый знакомый, который...в прочем воспоминания их прошлой встречи до сих пор вызывают неприятные смешанные чувства. Он приветствует вошедших первым, но девушки ничего не отвечают, особенно после слов Иштвана.

"Какой привередливый джентельмен" - отмечает Беата, и ловит руку сестры, чтобы не споткнуться в темноте об какой-нибудь камень.
"Почему он здесь?" - кажется, что присутствие Лэнгфорда беспокоит Трис больше всего.
"А почему мы здесь? Думаешь я подхожу для решающей роли?" - парировать Трис нечем, вопросов остается действительно больше, чем ответов. Поэтому Трис становится рядом с Иштваном, ожидая дальнейших действий. Она внимательно рассматривает старика, пытаясь узнать знакомые черты в его лице, но способна понять только то, что он единственный из присутствующих не носит козырь в рукаве.

Беату, в прочем, подробности интересовали в меньшей степени. Она проходит чуть дальше с интересом осматривая то, что некогда называлось церковью. Грязные, треснутые и разбитые временем витражи. Пустые подсвечники, покрытые инеем и ржавчиной. Но все внимание привлекает алтарь, превратившийся в сугроб. Она воображает себя за этим жертвенником; прикидывает, как бы выглядела на месте священника; как безвольные верующие внемлют каждому ее слову, отдавая ей все свое внимание. И эта мысль вызывает у нее приятные ощущения. Настолько, что девушка не в силах сдержать довольную улыбку.

+10

6

Письма. Фиш редко получает корреспонденцию от неизвестных отправителей. Почти никогда. В целом, он в принципе нечасто имеет дело с бумажной почтой вне предприятий “драгоценнейшего Эстебана”, “великого и ужасного Надашди”.
Поэтому конверт, который Эсме, слишком взрослая, чтобы устраивать с Эриком баталии за клочок бумаги из спортивного интереса; приносит на деревянном зеленом с золотом флорентийском подносе, вызывает вопросы, равно как и содержимое - письмо, слишком весомое, слишком сомнительное для того, чтобы быть адресованным какому-то там Герберту Фишу.
Герберт Фиш управляется с тем, чтобы затягивать в иллюзии, однако, не питает иллюзий относительно своей значимости. Он всего лишь мелкая карта, какие глупости, его роль в пьесе, конечно, не “кушать подано”, но даже не лучший друг главного героя. Скорее, он из тех, кто умирает в первом акте, при чем так буднично, что зритель забывает о персонаже прямо в антракте.
Естественно, мистер Рыба полагает, что произошла ошибка, послание, должно быть, адресовано Чудовищу, встречи с которым редки; Герба этот расклад устраивает, пока в Somnia кормит его внутреннюю голодную рыбину, удовлетворяет потребности, нет смысла играть с огнем.

Чуть позже, когда выясняется, что никакой ошибки нет, мистер Рыба встречает новость со свойственным ему безразличием, моргает слишком редко; поскольку голова занята тем, как вычеркнуть рабочий вечер, кем заменить себя на эти несколько часов, его мало заботит на кой чёрт он должен ехать к старой сгоревшей церкви, как в какой-нибудь глупой истории про призраков.

В экипаже, тряском из-за хляби, грязи, смешанной со льдом и снегом, места напротив занимают сестры Трис и Беата, как попугайчики-неразлучники, две вишенки в сцепке, каждый раз, когда колесо налетает на крупный булыжник, Влюбленные даже подпрыгивают синхронно, взвиваются вверх локоны, ровно по одному выбившемуся локону на сестру.
С Трис у них гораздо меньше общего чем с Беатой, потому что Трис - здравомыслие и холодный рассудок в параде “особенных”, выборке “отличающихся”, бестиарии “не-совсем людей”
Фишу хочется влезть сестрам в голову - проворачивать подобное с Иштваном он не рискует, поскольку планирует пожить ещё. Останавливает тот факт, что к сестер Герб будет третьим лишним, все равно, что сейчас сесть между ними, оказаться зажатым между корсетов и кринолинов в тесном пространстве экипажа.

Снаружи холодно. Силуэт руин разрезает белизну снежного покрова и черноту неба, буквально делит мир на две неровные части. Руки непривычно зябнут в перчатках - Фиш зимой предпочитает реже покидать курильню, сохранять тепло, поскольку поддержание оного энергозатратно и требует больше, ещё больше чужих снов и иллюзий.
Место назначения полнится безжизненным безмолвием. Фиш не верит в Бога, культовые сооружения вызывают у него ровно то же равнодушие, что миллион других вещей. Церковь отзывается пустотой. Тишину нарушает приглушенное ржание, звук открывшейся дверцы, скрип подножки, хруст снега. В темноте, пока глаза только привыкают, проще ориентироваться на отсутствие тишины.
Человек, который заговаривает с семейством Надашди мистеру Рыбе незнаком, однако, Семерка Чаш безошибочно распознает узнавание в ладье и двух епископах - внушительной фигуре Чудовища и колоколообразных фигурках сестер.
Герб переводит взгляд с лиц, скрытых полумраком за полами шляпы, чепцами, склоняет голову к плечу; фокусируется на фигуре, нервно передвигающейся по ровной траектории. Ещё один Неизвестный. Не настолько интересный, как первый, поскольку от первого так знакомо, так призывно тянет Старшим арканом. Какая жалость, что не все деликатесы можно попробовать вот так сразу, нахрапом.
Семерка молчит, высится посреди пейзажа долговязым потухшим керосиновым фонарем; разговоры не его вотчина. Во всяком случае, здесь.
У него всё ещё имеются сомнения относительно собственной роли. И буквально зудит под кожей от желания попробовать того, кто знает Башню и Влюбленных на вкус.

Подпись автора

опиумные грезы по фиксированному тарифу

парадная чешуя от Чипа

+10

7

Зима у Стивена никогда не ассоциировалась ни с чем хорошим. Смерть, болезнь, голод - вечные спутники пушистого снежка, который чаще виделся людям бурыми кучами на улицах, а еще покрытые льдом после ночных морозов ступени, на которых так легко свернуть себе шею. Прелесть! Или что? Может быть, праздники? Ха! Рождество? Вот то, что несло с собой не радость и предвкушение чуда, а горечь и разочарование очередными тратами? Возможно, за прочными стенами домов в Сент-Джеймсском квартале все виделось иначе, но для простых людей подобное время всегда темное и тяжелое. Не удивительно, что именно зимой Лондон решила поразить очередная зараза, но удивительно, что кому-то было до этого дело…
-  Как тебе? - Стивен сидел вытянув ноги у потрескивающего камина и читал сомнительного содержания записку, которую ему не так давно передал один из волчат. Том чуть поодаль делал вид, что дремлет на продавленном диване, хотя Маг точно знал, что тот не спит.
- Лондон уже стоит на пороге перемен… - С придыханием в голосе процитировал Стив, после чего не удержался и рассмеялся. - Кто-то хочет чтобы мы поучаствовали в судьбе города, Том. Что думаешь? По мне так это забавно.
Коулмана полученное приглашение определенно развеселило и самую малость заинтересовало. Скука, что одолевала его в последнее время, требовала найти себе хоть какое-то развлечение, так почему бы не сходить к этому таинственному господину и не спросить откуда у него адресок их уютного логова, например? Не то чтобы это совсем секретная информация, но по тексту получалось, что Стивена зазывают на какую-то авантюру вполне осознанно, а, значит, писавший о нем что-то знает. И вот это уже вызывает вопросы.
- Похоже на шутку, да? - Вокруг Стивена по идеально ровному кругу
медленно летал небольшой нож для писем, ловя своим лезвием блики от огня в камине и разбрасывая их по бледному лицу тарота, его волосам и плечам. - Что ж, я думаю, надо потолковать с этим шутником.
Решительно поднявшись на ноги, Коулман растянул свои бледные губы в предвкушающей улыбке и убрал приглашение в карман брюк. Ему предстояли кое-какие приготовления.

Он взял с собой Тома, официально, так сказать, а неофициально еще пару ребят, что остались караулить неподалеку. В конце концов, это может быть не просто шуткой или шуткой с подвохом.
- Почему именно в полночь? - Стивен в очередной раз споткнулся на нехоженной не утоптанной тропе, что вела их к месту назначения и выругался. - И почему именно здесь? Что за банальщина? Рухнувшая вера людей в Господа? Неуслышанные молитвы?
Стивен закатил глаза и перешагнул очередной камень на пути, что, как он уже успел выяснить, ловко мог притворяться сугробом, откуда здесь вообще столько снега? Дорога, которую они выбрали, не была прямой и короткой, потому что что? Правильно! Потому что нужно было разведать обстановку, если вдруг запахнет жареным. Но пока пахло лишь сыростью. По крайней мере для Стивена.
- Чуешь кого-нибудь? - Стив повернулся к Тому и жестом указал на цепочку следов. Три или больше человек тут точно потоптались. Человек ли?
Получив краткий ответ о количестве и качестве пока условных людей от замершего на пару мгновений спутника, Стивен хмыкнул, а после решительно направился ко входу. Карман приятно оттягивал привычная пара ножей, не пистолет, но в целом ничуть не хуже, по крайней мере в руках Коулмана. Для всего остального с ним Томас.
- Добрый вечер, господа! И о, дамы! - Внутри церкви было достаточно людно, для столь позднего часа и столь оригинального места уж точно. - Надеюсь, мы не опоздали.
По спине Стивена пробежала неприятная волна, ощущение того, что да, заявление про людей было ошибочным.
О нет, здесь собрались отнюдь не люди, ну в большинстве своем.
Цепкий взгляд светлых глаз быстро пробежался по присутствующим, запоминая, анализируя, просчитывая.
- А почему такие мрачные лица? Я что-то пропустил? У нас панихида? - Стивен с деланным удивлением покрутился на месте, будто надеясь увидеть атрибуты упомянутой им службы.
Эмоциональное состояние собравшихся и правда было каким-то невеселым, не то чтобы Колуман надеялся увидеть тут танцы и шумное застолье, но напряжение повисшее в воздухе все-таки было слишком драматичным.
- Нет, вроде непохоже.  - Сам себе ответил Маг, с хлопком складывая ладони перед собой и делая шаг вперед. - А задавать глупые вопросы уже можно, а то я поднакопил по дороге? Или мы еще кого-то … чего-то ждем? А что потом? Соберемся в кружок, выпьем чаю? Нет? Приятнее, знаете ли, обсуждать дела за чашкой горячего чая? Или может бокалом вина… Снова нет? Бренди? Я не любитель, но погодка располагает. Представляться нужно? Или у нас будут таинственные тайные имена? Я давно не посещал клубы по интересам, как там в них сейчас принято?
Возможно, это и правда будет весело.

Отредактировано Stephen Coleman (2024-08-01 21:58:04)

Подпись автора

Прочь из моей головы!
Наугад в темноту, с середины концерта
https://forumupload.ru/uploads/001a/bd/ab/2/311571.gif https://forumupload.ru/uploads/001a/bd/ab/2/87859.gif
Сквозь толпу, сквозь охрану, сквозь двери, сквозь парк

+10

8

Зима ассоциируется с голодом. Даже с холодом и снегом не так сильно. От холода Томас как-то даже успел отвыкнуть за время своего прозябания в Африке, а по снегу даже немного соскучился, но вот голод засел в голове прочно. У них сейчас нет никаких проблем с продовольствием, стая регулярно снабжается мясом, но ощущение сжимающегося желудка все еще маячит где-то на границе восприятия, стоит вдохнуть ледяной воздух. Приютские дети голодные 24/7, растущий организм требует еды, плошка каши, великодушно выделяемая государством на каждого, позволяет максимум не валяться в голодных обмороках большую часть времени. Начиная с весны и до поздней осени воспитанники сиротского дома переходят на подножный корм. Каждый по способностям, кто-то устраивает налеты на чужие сады, кто-то ставит силки и ловит рыбу, а кто-то подворовывает. Последним везет больше всех, воровать то можно в любое время года.
- Не разделаю твоего веселья.
Со стороны могло показаться, что люпин не просто не слушает разглагольствований друга, но вовсе дремлет, вытянувшись на диване, однако, Стивена таким не проведешь. Он прекрасно знает, что его слушают. Другое дело, что в их диалогах большая часть по сути монолог, Стив умудряется самостоятельно задавать вопросы и находить на них ответы прямо на лице Вольфа без необходимости последнего открывать рот. Очень удобно.
- Больше похоже на очередную околомасонскую секту.
С какой-то периодичностью какие-нибудь разгильдяи - различных сословий, от не знающих, куда себя деть от безделья, денди до сходящих с ума от нищеты работяг - откапывают какие-нибудь якобы древние книги. Особо одаренные пишут их сами, заявляя, что те им диктуют какие-нибудь занятные сущности. После чего ребята организовывают очень секретную, очень оккультную и очень бесполезную организацию. Основные усилия уходят на разработку секретного приветствия и выбор цвета сектантских балахонов, на этом обычно все и загибается.
- Я то готов поучаствовать в судьбе города. Меня не устраивает, что кто-то еще планирует это сделать.
Уже понятно, что они туда пойдут. Стивен заинтересован, этот блеск в глазах не предвещает ничего хорошего. Спорить с ним Томасу не особо хочется, это дело гиблое. К тому же, он и правда не особо доволен конкуренцией на поприще судьбы города. Другое дело, что, будь его воля, он бы Стива оставил дома. Выехал бы со своими волчатами, сравнял с землей пресловутую Святого Михаила вместе со всеми, кто попадется, да и все. Но это не в стиле Коулмана, а Том категорически не умеет ему отказывать.
Стоило бы как-то научиться, но пока люпин послушно шагает по снегу следом за своим рыжим чудовищем, пытаясь на ходу прикурить сигарету.
- Для загадочности, - очередная прогоревшая зазря спичка полетела в снег, а сигарета так и осталась незажженной, - Встреча в час дня в кабаке на Леман стрит не звучит, как собрание по поводу судеб Лондона. А жаль. Там хотя бы тепло и есть, что выпить.
Томас едва успел прикурить сигарету, как пришлось ее вынимать из зубов и отводить в сторону, чтобы потянуть носом. То, что табак отбивает нюх, правда, но отчасти. Чутью оборотня, особенно, если тот принюхивается, он особо не помешает, но от близких резких запахов слегка ограждает. Хорошее чутье это не всегда плюс, большинство людей Вольф от души не желает нюхать.
- Там толпа. Человек 5-6, - Томас скривился, снова зажимая в зубах сигарету, - Целая колода.
Краткое описание запахов скорее походило на жалобу. Вонь еще та. От травянистого опиума до тухлятины. Компашка так себе. Промелькнула мысль сгрести Стивена за шкирку и утащить куда подальше, но тот уже явно настроился на шоу. Черта с два его теперь остановишь. Томас вздохнул и зашагал следом за припустившим вперед Колуманом. Остается надеяться, что это все просто группка бездельников-мистификаторов. Как запасной план - рядом крутятся пара волчат, у них должна быть канистра горючего. Сжечь церковь все еще рабочий вариант. Стиву понравится.
Рыжий поздоровался за обоих. Томас не стал даже подавать голос, просто молча зашел следом, вставая так, чтобы видеть всех собравшихся, но оставаться в стороне возле стены. Люпину не особо интересно, кто все собравшиеся. Они тароты. От них паршиво пахнет. У них лица снобов. Этого, в принципе, достаточно для классового презрения и  отсутствия желания идти на диалог.
При словах Стивена о панихиде Вольф на секунду снял шляпу и прижал ее к груди. Просто чтобы поддержать шутку, объективно, эти скорбные рожи ведь должны быть чем-то оправданы. Курить в храме божьем, правда, ему это никак не помешало. Томас с Господом как-нибудь сами разберутся. Разумеется, Колумана уже понесло, его тяга к театральности это часть шарма, но иногда его бывает многовато. Это не тот случай, сейчас Тома вообще все утраивает. Кроме того факта, что они действительно сюда пошли.

Отредактировано Thomas Wolf (2024-08-01 21:38:35)

Подпись автора

дальше не будет дороги другой
https://forumupload.ru/uploads/001a/bd/ab/2/423200.gif
если ты в пекло
я за тобой

+9

9

Бумага, на котором змеятся слова приглашения, пахнет только бумагой и больше ничем. Тьен поражен тем, что по иронии, его снова куда-то приглашают всего несколько недель спустя, да ещё и в пафосных формулировках, очевидно, преследующих цель впечатлить и внушить чувство собственной важности.
- Э-э-эйв. - Шут повышает голос, воодушевленный тем, что у него есть повод избежать рутины, снова отмахнуться от обязанностей к вящей не-радости управляющего, который обязательно закатит глаза, схватится за сердце от количества неподписанных бароном Хардкаслом бумаг и документов.
Трость с набалдашником в форме белой розы, вырезанной из слоновой кости, настойчиво колотит в дверь, выстукивая какой-то веселенький мотивчик. - Отменяй все свои планы. Вечером прокатимся на пепелище.
Из-за двери не доносится раздается ворчание на языке, который не входит в список того, что планирует изучить Шут.
Природная беспечность не срабатывает в том, что касается собственной безопасности, такое дело, Хардкаслу в голову кое-что успел вбить очень настойчивый и ныне покойный патрон. Тьен неосознанно проводит большим пальцем по деформированной, обожжённой фаланге безымянного - маленьком напоминании о том, что от него ждали послушания.

Снег поскрипывает на каждом шагу, Хардкасл отпускает экипаж за пару кварталов до места встречи, чтобы осмотреться, прикинуть, как лучше всего выбегать отсюда если понадобится ретироваться поскорее.
- Если меня убьют, будешь по мне скучать? - Когда Этьенн ухмыляется, на щеках появляются ямочки, у него максимально добродушное и благостное лицо, чего, впрочем, не видно в сумраке зимнего вечера.
- Сказал тот, кого нельзя убить. - Вариация этого абсурдного диалога происходит между ними с завидной периодичностью. Ивор держится позади примерно в нескольких футах и немного левее.
Церковь вырисовывается на фоне темного неба, она похожа на рисунок углем, выполненный небрежным ребенком-великаном.
- Пахнет такими же как ты. Их много. И таким же как я, он всего один. Обычным человеком. Старым. - Голос у люпина прерывистый, короткие рубленые фразы перемежаются свистящими вздохами - Эйв только-только оправился от прилипчивой простуды, с которой плохо справлялась повышенная регенерация. Тьену нравится представлять, как ирландец по-звериному ведет носом, не стесняясь этой части своей природы. - Не слишком безопасный расклад, я бы сказал, похоже на ловушку. Но ты же хер свой английский положишь на мои рекомендации.
- Какая прелесть, еще одна псина, тебе будет с кем поиграть! - Реакция в ответ незамедлительная - в спину Шута врезается горсть снега, совсем немного попадает за шиворот. Ладно, во всяком случае, люпин подстраивается под свою новую форму сосуществования с бароном.
- Ах, ты, собака неблагодарная. - Шипит Тьен, стараясь не слишком повышать голос, пока виновник с наигранной учтивостью помогает отряхнуться.

Нет резона, чтобы о его приезде узнали загодя, поэтому по мере приближения к церкви Шут сбавляет громкость. Трость время от времени проваливается в снег чуть глубже. Чем больше становится декорация, тем ярче собственные ощущения, составляющие компанию информации, исходящей от слуги.
В сознании Тьена темные, пока относительно безликие силуэты людей формируются в классификацию, человек и люпин мало интересуют, с таротами дело обстоит иначе. Ни одного из них Этьенн не знает за исключением управляющего курильней, в которую Шут не то чтобы ходок, скорее редкий, залетный гость, предающийся грезам исключительно в приятной компании сомнительных друзей с низким уровнем социальной ответственности.
Подобравшаяся компания впечатляет. 4 Старших аркана помимо Этьенна. И Снулый - человек, у которого нет собственной эмоциональной окраски. Тот, кто ловко раскусил иллюзии Шута.
- Держись поближе, я пока не решил, хочу ли так скоро познакомиться более тесно. - Шепот на грани слышимости, возможно, его и уловит второй люпин, а возможно, и нет.

- О, я бы не отказался от чая с бренди, точнее бренди с чаем. - Шут приветствует таротов, человека и люпина, приложив кончики пальцев к полям цилиндра. Совершенно бесполезная в зимнее время шляпа в которой мерзнут уши. - Добрый вечер, дамы, господа, четвероногие, хордовые. До чего чудная погода, правда, тайную вечерю я бы все-таки предпочел проводить где-то под крышей, а не среди руин.

Отредактировано Etienne Hardcastle (2024-08-05 12:20:09)

Подпись автора

светят рампы дуракам

+8

10

- О Михаил среди Ангелов и праведников на небесах, - Габриэль подносит письмо ближе к свету, - Защити мою душу тенью своего меча. - он пробегает еще раз потемневшим взглядом по аккуратно выведенным строчкам. Будто писал учительский любимчик, старательный мальчик-хорист. - брезгливо морщится Вестник и продолжает вслух:
- Защити мою душу, на земле и на небесах. - качнувшееся пламя свечи лижет уголок пергамента. - От врагов на земле, от врагов под землей, от врагов в укрытии, защити и окружи мою душу своим крылом, - понизив голос, заканчивает он молитву и скармливает листок огню. - О, душа моя, в тени твоего крыла. - выдыхает он, цыкает языком, когда пламя обжигает пальцы, смахивает пепел со стола.
- Вы знаете, Дориан, что святой Михаил возглавляет воинство ангелов? - Габриэль откидывается на спинку стула и насмешливо щурится. - Как думаешь, почему именно эта церковь? Совпадение или глубокий смысл? - он ведет плечом и оглаживает зеленый бархат обивки стола. - Судьба Лондона... Как занимательно. - хмыкает Габи и поднимает взгляд на Сына Божия. - Разве вам не любопытно посмотреть кого тоже назначили в избранные? Как минимум, будет познавательно взглянуть на конкурентов. - хищно скалится Вестник.

В этот вечер ожидание затянулось, а время лучше коротать в пабе у огня и с бутылочкой чего-нибудь горячительного. Тем более, что нареченный мессия заартачился и наотрез отказался идти в эту чертову церковь. Спесивый упрямец. - мысленно рычал Габи, сверля недовольным взглядом Дориана. - Что мы теряем? - он наполнил их кружки крепким напитком. - Если будет опасно - мы найдем способ выкрутиться. - самоуверенно хмыкнул он. - Не упрямься. - Габи перебирал уговоры, посулы, подкуп. Как с капризным ребенком. 

Похоже, он перестарался с уговорами и виски. Габриэль почти вывалился из кэба, споткнулся о ступеньку, повис на плече Дориана. Взяв своего личного Бога под руку и сжимая бутылку виски в другой, он с трудом преодолел тропу к церкви. Впрочем, они прибыли далеко не первыми - для разрушенной и забытой церкви она была необычно полна. - Тут так торжественно, что вот-вот запоют ангелы, и к нам явится ... - громко начинает Габи, но сбивается с мысли. - Ик... - он запивает паузу очередным глотком, оставляет Дориана у входа, точнее того, что им когда-то являлось и мерит проход к алтарю неверными заплетающимся шагами. - Пророк, мессия, дьявол? - он резко остановился, качнулся, улыбнулся радушно, похоже, единственному человеку среди собравшегося общества, и сунул бутылку в руку мужчины. - Ты выглядишь замерзшим, старик. - усмехается он, делает шаг в сторону, смахивает перчаткой снег с одного из черных камней и грузно садится. Мир еще раз качается, пепел мешается со снегом обращаясь в безликий серый и обретает хрупкий баланс, по крайней мере Габи снова различает верх и низ. Он поднимает воротник и зябко ежится, лохматый, в потертом пальто и присыпанный снегом он выглядит не моложе старика и не вписывающимся в компанию франтов и леди.

Отредактировано Gabriel Perry (2024-08-06 11:19:15)

+8

11

Морщится от слов, произносимых мужчиной: просить защиты у Михаила в их с Габриэлем случае очень самонадеянно.
- Я знаю, кто такой Михаэль, так же как и Гавриил, а так же Рафаил и Уриил. И вот у последнего я б больше просил защиты.
Сухо огрызается, наблюдая, как Пэрри сжигает письмо. Своё он уже сжёг, но к сожалению, не смог вместе с ним сжечь собственное беспокойство. Его совершенно не тянуло в заброшенную церковь выяснять кто является конкурентами.
Судьба Лондона в их руках.
Хмыкнул. Какая сладкая лесть. В принципе, Дориан вполне способен был ей поддаться, но что-то внутри зудело, говоря, что мысль идти выяснять кто отправитель чего письма - не самая лучшая в этой жизни.
- Не знаю, почему эта церковь. Разве только если Михаил ещё и карающая десница, то... Может пора вспомнить кому мы перешли дорогу
Дориан не считал себя трусом, но если что-то вызывало его опасения, то он предпочитал не контактировать с этим чем-то. Приглашение вызывало опасение. Дориан предпочитал бы не мелькать лишний там, где якобы решаются судьбы. По крайней мере до того момента, пока не будут устранены влиятельные враги. По крайней мере, о том, что это его цель, мужчина периодически напоминал сам себе.
- И нет, не интересно. Сам знаешь, что меньше знаешь, дольше в живых останешься. - всё ещё пытается возвать к голосу разума, а не желанию пободаться за власть.

Но Габриэль умел убеждать, и не последнюю роль здесь сыграл алкоголь. Смотря на своего вестника, Дориан понимал, что отпускать Пэрри одного в таком состоянии не стоит. Хотя бы из простого человеколюбия, ну и конечно из-за того, что в одиночку ему своей  цели не добиться, да и секта...
Всё таки быть избранным это же лестно.
- Хорошо, дьявол с тобой. В конце концов жизнь - действительно не такая важная штука, её можно потерять - насмешливо произносит, поднимая руки, сдаваясь. Всё таки одного Габриэля в таком состоянии Дориан отпустить не мог.
Поэтому поддержал его, выходя из кэба и оглядывая руины церкви. Передёрнул зябко плечами: не смотря на свой внешний вид, церковь умело давила. Дориан ничуть бы не удивился, если бы ещё каким-то чудом уцелевшие скульптуры архангелов ожили и пошли наказывать его за объявления себя сыном Божьим.
Спать надо было ложиться раньше, тогда не был бы таким дерганным- сочувственно проговорил внутренний голос, заставляя расправить плечи и гордо войти в остатки церкви, поддерживая вестника, который, кажется освоился, ну или просто искал место, удобнее чем плечо и рука Дориана.

Церковь на удивление была полна. Причём, не сказать, что очень приятной компанией. Нешуточные старшие арканы... Чтож, действительно можно поверить, что их пригласили вершить судьбу Лондона.
- Какая интересная компания. Даже интересно, кто ещё присоединится. Здравствуйте, господа. Леди, моё почтение - лёгкий поклон в сторону присутствующих. Кем бы они не были, о манерах не стоило забывать. Особенно, после явления Габи. К которому Дориан поспешил присоединился, вставая по его левое плечо.
И как в случае чего будем выкручиваться? Об этом предпочитает не думать, дожидаясь, когда хоть кто-нибудь скажет по какому поводу сие серьёзное собрание.
Одно мужчина мог сказать точно: ни кому из присутствующих они дорогу не переходили. Что должно было хоть как-то успокоить.

+8

12

Старик всматривается в лица стоящих перед ним (не)людей. Их взгляд, он отличается от человеческого. Быть может это только игры разума, и не знай он кто перед ним, он бы не замечал этих нюансов. Всё это слишком умозрительно. Он видел их лица на гравюрах, не всех присутствующих, но большинства. Некоторых видел вживую, но он был слишком мелкой сошкой, чтобы тароты обращали на него внимание. Изабелла делилась с ним знанием, Она хотела, чтобы он был частью её жизни. Всей жизни. Она никогда не считала его мелким.

Каждый из присутствующих по-своему опасен. Колесница, Башня со своими приближёнными Влюблёнными и Семёркой Чаш, Маг с кем-то, кого старик не знает, Шут тоже в сопровождении, Повешенный и Туз Чаш.

Они перешучиваются, ругают место встречи, нервно смеются. Старший аркан не слишком любит общество себе подобных. Изабелла всегда говорила, что это потому, что слишком велик получить нож в спину. Она сама никогда не подпускала никого слишком близко. Если не считать того ублюдка из Чаш. Чаши, снова Чаши. Переливающие из пустого в порожнее. Зря Изабелла доверилась им. И теперь они снова здесь. Впрочем, она отчасти доверяла ещё и Дьяволу, а его старик не позвал бы даже под страхом смерти.

- Джентльмены, леди, - он слегка кланяется сёстрам. - Я рад, что вы откликнулись на приглашение. Время позднее, зима нынче холодная, поэтому не буду задерживать вас дольше, чем следует. Сразу перейдём к делу. Как вы наверняка знаете, Лондон и его окрестности охватило поветрие. Люди умирают. И, как вы тоже, должно быть, знаете, поветрие никак не касается носителей карт и их созданий.

Он делает небольшую паузу, скользя усталым взглядом.

- Я контролирую её распространение, - продолжает старик. - В моих силах сделать так, что через пару дней погибнет вся королевская семья, или полностью парализовать работу полиции. Чиновники, судьи, знать. Мало того, я могу сделать так, что болезнь перестанет обходить стороной тех, кто носит в себе карту. И если сегодня я погибну, то именно это и случится. Поймите меня правильно, господа и дамы, это не угроза, всего лишь правила игры. Вы же любите игры и их правила?

Он выдыхает облачко пара.

- Я позвал вас для того, чтобы предложить работать вместе. Вы - тароты. Незримо правящие Лондоном. Я даю вам в руки инструмент, который усилит ваш контроль. Который изменит правила. Я пришёл к вам с миром. Вы можете назвать любое имя, будь то человек или тарот, и он умрёт в ближайшую неделю.

- Тут очень плохо слышно. Филипп, дружище, ты не мог бы повторить?

Голос звучит откуда-то сбоку, издалека, заставляя старика вздрогнуть и повернуть голову. На фоне ночного неба на развалинах часовни виден силуэт в высоком цилиндре. Достаточно далеко, чтобы почуять его присутствие, но достаточно близко, чтобы наблюдать за встречей.

Тёмная фигура бормочет ругательства, неловко перебираясь по камням, а потом хромая идёт по снегу.

- Филипп, ты устроил такую вечеринку, а старого приятеля позвать забыл, - Саймон Тайлер, наконец, присоединяется к компании. - Господа, дамы, рад вас приветствовать.

Каждый удостаивается отдельного поклона.

На бороде Дьявола блестит иней.

- Я слышал лишь обрывки разговора, но, кажется, этот господин не представился. Граф Филипп Огюст Арчер, хотя вряд ли присутствующим это имя что-то скажет. Но, возможно, вы встречались с его женой, графиней Изабеллой Арчер, Верховной Жрицей, да хранит Господь её душу.

Старик бледен как мел, его нижняя губа чуть дрожит, но он отворачивается от Тайлера никак не комментируя его появление.

- Всё остаётся в силе. Назовите мне имя, - его голос по-прежнему твёрд. - Взамен я прошу у вас лишь о содействии.

[nick]Old man[/nick][status]Anguis in herba[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/4/716758.png[/icon][sign]---------[/sign][lzz]But love is blind, and lovers cannot see[/lzz]

+8

13

- Невежливо отказываться от такого приглашения.

Вслед за Иштваном и его мерзкой компанией прибывают еще люди, и Лэнгфорд слегка расслабляется, отпуская от себя мысль, что его заманили в ловушку. Люди, точнее не совсем люди, практически поголовно в сопровождении. Чип думает - что заставило его пойти одному? С другой стороны, он ни на кого в своей жизни и не полагается больше, чем на себя самого. Особенно теперь, когда уверен практически на сто процентов, что карта внутри него способно оградить его от чего-то действительно разрушительного.

Старик, начавший, наконец, вещать, не то чтобы не прав. Болезнь действительно накрыла Лондон. Его друзья и знакомые из высшего света, даже те, кто делал вид, что все это очередная чепуха, стали появляться на ужинах гораздо реже. Столики в наиболее приличных ресторанах, куда раньше было не пробиться, уныло пустовали. Лэнгфорд за себя особо не беспокоился. Его и раньше преимущественно обходили всякие болячки, а уж последние несколько месяцев и подавно. Другое дело - становилось скучновато без привычной компании.

Чип приподнимает бровь и широко улыбается, не позволяя себе открыто рассмеяться. Судя по тому, что от старика не «фонило», как от всех прочих, тот был всего лишь человеком. И вот он (человек) зовет их (нелюдей), чтобы в тихом, заброшенном, безлюдном месте сообщить, что он контролирует эту загадочную хворь? В месте, где наименее цивилизованные могут накинуться на него всем скопом и уничтожить за пару секунд.
На что он надеялся? Старик, однако, подстелил себе соломку. Раньше Чип предположил бы, что блефует, но сейчас знал практически наверняка, что нет. Он теперь привыкал полагаться на свое чутье почти безоговорочно. 

Смерть членов королевской семьи, знати или чиновников - плохо для бизнеса. Чип обводит присутствующих взглядом. Он не уверен, что знает всех. Но у пары-тройки однозначно есть свое дело. Выходит, что плохо для бизнеса одного, может быть хорошо для бизнеса другого. Так игра карт и работает отчасти, наверное.

Так чего хочет старик? Натравит их друг на друга?
Каков мотив? Хочет вписаться в их дружный карточный кружок?

Пока Чип, положившись на внутреннее ощущение, предусмотрительно молчит, в их вечерней игре появляется еще один игрок - сам Дьявол. Несмотря на масть, так сказать, и тот факт, что к своему бизнес-партнеру Чип относится достаточно осмотрительно (пока дела шли ладно), Лэнгфорду почему-то кажется, что теперь хоть кто-то из присутствующих может оказаться в его углу ринга. 

Он мельком осматривает припорошенный снежком обломок скамьи, рядом с которым стоит. И без излишней интуиции понятно, что задницу на нем можно и отморозить. Так что он откидывает мысль присесть и вздыхает.

Тайлер все-таки вносит некоторую смуту. Старик, значит, вскрыл не все свои карты, пардон за каламбур. Графиню Арчер Чип знал. Не близко, но все же. Однако, не знал, что она была одной из них.

- О содействии, собственно, в чем вы просите? Хотите получить от нас индульгенцию, граф Арчер? Мол, не я выбрал жертву, это все, как вы нас назвали? Незримо правящие Лондоном. По большему счету Чип сильно сомневался, что кто-то из присутствующих не мог при большом желании разобраться со своей жертвой самостоятельно, без всяких поветрий.

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/193096.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/431674.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/564837.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/995666.gif

+8

14

Один из них - Иштван лыбится; прокусывает и сдирает с нижней губы кусок кожи - говорит; слишком много говорит - говорит - говорит - говорит, будто слова - панацея и яд во флаконе, что взбалтывают; никак не смешиваются: Башня уныло; меланхолично жует частицу себя - он слишком быстро перестает прислушиваться; ему слишком скучно, чтобы вмешиваться в поток.
«Ten green bottles standing on a wall.»
Один из них - Иштван принюхивается; чует бегущую по венам кровь - привёл с собой свору блудных; бродящих в окрестностях псов, на которых Башня - продолжая методично; активно двигать челюстями - отвлекается; на которых Башня готов отвлечься, чтобы пересчитать тех, как стадо овец; заклеймить в рамках собственного черепно-мозгового короба для упрощения ведения таблицы учета поголовья.
«Ten green bottles standing on a wall.»
Он языком смахивает - просочившуюся; одинокую - каплю крови прямиком в свою пасть; несколько секунд смакует под шаги двух из них, что повторяют в мозгах Иштвана предыдущую пару: тарот и пёс; пёс и тарот - повезёт ли эту; вторую лодку старик Харон? или бросит бродить по ближним берегам Стикса в течение ста лет?
«And if one green bottle should accidentally fall.»
Ответ утопает в пряной; пьяной - Башня ведёт носом; Башне не нужен собачий нюх там, где откровенно несет - крови: Иштван - какая досада; какое вопиющее упущение - плохо помнит, каковы пьянчуги на вкус; насколько хорошо они согревают его тело; его разум своим пропитанными горючим нутром.
«There’ll be nine green bottles standing on a wall.»
Тарот хотел бы освежить память сейчас; сегодня, но никак не потом - на потом у Иштвана остались планы; на потом остаётся Лэнгфорд, как сброшенный замерзать в погреб мясной продукт: он никогда не откажется от приглашения, если вдруг не умрет; если вдруг не; если вдруг; если.
Б-е-с-п-р-и-ч-и-н-н-о-с-т-ь.
Иштван - следуя за ожившим зудом; запуская правую руку в ворот плаща; рубахи - скребёт телячьей кожей по повтору заживших; бледно-розовых шрамов звеньев; по очертаниям Божьего креста, завершающего непрерывный круг.
«Сколько бутылок останется, Иштван?»
Он - принявшись насвистывать мотив детской песенки - левой рукой ныряет в другой карман; нащупывает два комплекта церковных бусин, спутанных в единый клубок норовящих укусить раскалённых углей: чем больше вокруг живых; (не)людей, тем сложнее Иштвану контролировать; подавлять - тем жарче; ярче хочется попробовать; узнать.
Башня - скользя спиной по стене; оставляя на сколах волокна шерсти - опускается на корточки: старик рад - старик не будет задерживать - если они против, старик перестанет сдерживать, и что-то; нечто произойдет, от чего они - тароты - задрожат в ужасе? содрогнутся от восхищения? жутко заинтересуются? попробуют ли назвать имена?
Иштван кривит; приподнимает правую половину рта - каждый, кто издали соприкасается с картой; мусолит ее день ото дня, начинает вещать об игре; устанавливать правила и чертить защитный круг, что «не угроза; контур будущего тела», ведь сама игра так захотела; ведь игрокам так нравится играть.
- В твоих силах убить и парализовать. - Башня - стянув перчатки; сбросив их себе под ноги - растопыривает пальцы: он загибает пальцы по одному второй рукой, жаждая услышать заветный; тихий хруст суставов, утопающий в голосах; в раздавленных; подваленных скрипах снега под ногами Дьявола.
«Хватит, чтобы подать к собачьему рагу?»
- В твоих силах контролировать и отпускать. - Он давит на область первой фаланги; наслаждается звуком, что ловко внедряется; переплетается с какофонией множества жизней, его окружающих; стремящихся его - звук - подавить; уничтожить. - Но ты, повелитель над хворью, не можешь справиться один. И просишь нас о содействии. 
- Что бы сказала твоя святая супруга?
- Что-то вроде «я не допущу, чтобы ты умер, Филипп!»? - Иштвану плохо дается женский - дрожащий; испуганный - голос - он не прерывается; продолжает стараться, имитируя всхлипы; срываясь на - личные; гортанные - хрипы, - или «Не доверяй им, Филипп!»?
- Может «не бойся; прикоснись к нему губами»? - Он - встряхнув; расслабив верхние конечности - прижимает обе ладони к груди, будто та дева, что ловко имитирует священный стыд: ресницы тарота мелко; (не)трепетно дрожат, а лицо искажает гримаса робкого; закутанного в простыню невинности желания.
«Не мы убили жрицу, Иштван?»
Иштван - выждав несколько незначительных; утомительных секунд - опускает взгляд в пол; разрушает дерьмово воссозданный образ широкой; шакальей ухмылкой не старику; собственным мыслям, что подкидывают выцветшие; пыльные картинки. - Прости, запамятовал, это она говорила не тебе.
- Или это говорили ей. - Иштван выталкивает из себя - короткий; скудный -  смешок вслед за словами; прежде, чем продолжить, облизывается, смачивая и вытирая - сохнущие; кровоточащие - губы.
«Мы бы запомнили, Иштван.»
- В Лондоне слишком много правящих; обещающих; голодных ртов. - Как тут - скромному; неизвестному; безымянному - тароту упомнить все; не потеряться среди алчущих пастей; чьих-то голых; тщательно отполированных языками костей. - Почему я должен захотеть именно твой, Филипп?
М-о-т-и-в.
Иштван цепляется за край рукава, что принадлежит - он не поднимает лица вверх; лишь втягивает воздух рядом с тканью - одеянию Трисс; дёргает несколько раз, (не)прося наклониться; сесть. - Убить и парализовать, Дьявол не даст соврать, умеет каждый из тех, что среди нас есть.

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/193096.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/838416.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/168653.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/995666.gif

+8

15

Удобно быть тем, от кого не требуется слов, этим вечером Герберт Фиш только приложение, как, впрочем, и Трис с Беатой - четыре по цене одного, если вдуматься.
Собрание вызывает в мистере Рыбе безразличие, слишком много болтовни, слишком много того, что называется бахвальством, слишком мало по-настоящему ценного.
Особенно, когда являются те, кто сводят всё к шутке.
Старик так старается, так пыжится в попытках придать себе и своей жизни больше смысла, веса.
З.н.а.ч.и.м.о.с.т.и.
Семерка Чаш примеривается, сверлит взглядом точку между стариковских глаз. Обычно когда речь заходят о безвременно ушедших, все вокруг выражают сожаление. Фишу непонятно, зачем.
В черепушке графа Арчера почти наверняка будет пресно, единственное, что может Фишу этот человек - такую же постную сцену собственной смерти.
Поэтому предложение посодействовать за услугу по меньшей мере неактуально. Какой смысл в подобных смертях, если Герберт Фиш не может насладиться ни одной из них в полной мере; понаблюдать за тем, как жизнь уходит из тела, из взгляда, как дыхание прерывается, как последние крохи воздуха покидают легкие и сердце перестает качать кровь.
Хромоногий, смутно знакомый по какому-то эпизоду, который упорно ускользает от Семерки, вносит в происходящее немного сумятицы, ненадолго, впрочем.
Зато это идеально вписывается в краткий безумный спектакль одного актера в исполнении мистера Надашди.
То, в чем никому не доступно соревноваться.
- Не заинтересован. - Фишу жалко тратить каждое слово на эту бесполезную встречу, может, выгодную кому-то из других таротов, только не для Семерки Чаш. Было бы больше пользы останься он в курильне, после того, как избавился от приглашения. - Единственная смерть, которая бы меня удовлетворила, ваша собственная. Здесь и сейчас.
Рыба откровенничает, не меняя ни тембра голоса, ни скорость произнесения слов, которые исторгает глотка.
Чтобы хоть как-то оправдать свое присутствие иначе нежели в качестве аксессуара, Герб переключает внимание обратно на беспокойного тарота, чьи слова не лишены рационального зерна.
Если вам предлагают сделку, значит больше всего выгоды получит тот, кто ее предложил. Мистер Рыба не ведется на такое, ведь обычно на стороне того, кому выгодно он сам.

Подпись автора

опиумные грезы по фиксированному тарифу

парадная чешуя от Чипа

+8

16

А между тем, сегодня в этой церкви становится многолюдно. Беата рассматривает каждого своим цепким взглядом, даже на какой-то момент теряя за мыслями цель встречи. Все эти люди ей не знакомы. Все эти мужчины для нее безлики. Может быть с кем-то и удавалось встретиться ранее, но сейчас, в этой темноте сложно было разобрать. Отдаляясь от сестры, Беата чувствует легкое головокружение, голоса-лица-тени, все смешивается в какой-то мерзкий коктейль.

«Что мы здесь делаем, Трисс?» - она не сдерживается от мысленного диалога, замерев на месте, разворачивается к сестре. Даже в темноте, она находит ее глаза. Сестра молчит. Выдерживая на себе взгляд. Старшая держится еще пару секунд, но терпение заканчивается именно в тот момент, когда старик озвучивает свое предложение.

«Вы можете назвать любое имя, будь то человек или тарот, и он умрет в ближайшую неделю»
«Вы можете назвать любое имя»

«Есть на примете пара имен, Трисс?» - снова вопрос без ответа.

Беата слушает, но не слышит. Внутри нее целый фейерверк, рвущий наружу. Внешне спокойная, с блаженной улыбочкой на лице, покорная и молчаливая спутница. Но дрожащие тонкие пальцы, выдают тлеющее в ней напряжение. Дай ей волю, она бы рассмеялась, так громко и раскатисто. Она бы назвала ему имена каждого из присутствующих. Указала бы пальцем по порядку, как в детской считалке. И последний бы стала сама. Но от кровожадных картинок ее отвлекает еще один голос.

Граф Филипп Огюст Арчер, хотя вряд ли <...>, - дальше Беата не слушает, от всевозможных графов ее тошнит крепко. Она отворачивается от всех, упираясь взглядом в стену и разворачивается только, когда слышит голос Иштвана.

В его актёрский талант она (не)верит; но улыбается ему искренне, даже когда тот не обращает на нее внимание. Она как преданный поклонник, готова рукоплескать громче всех прочих. Однако Трисс напрягается всем телом, будто каменная статуя, стоит подле мужчины не меняя позы. Слушает внимательно, дышит прерывисто. Ее очаровательный взгляд так и бегает от одного к другому, будто выхватывает в этой кромешной темноте и жутком холоде то, что звучит между строк.

Младшая не только слушает, но и слышит; все и всех. Пробелы в знаниях и фактах ее тревожат, а незнакомцы, чьи лица она видела сегодня впервые - лишь еще одна помеха, мешающая настроить нужный канал.

Почему я должен захотеть именно твой, Филипп? - хлестко брошенная перчатка, по ощущениям только подливает масла в разгорающийся костер. Девушка чувствует, как Иштван дергает ее за рукав и опускается рядом. Ее заинтересованный взгляд теперь принадлежит только ему.

Беата из последних сил заламывает руки за спиной, выпрямляется, но в ту же секунду понимает, что не может удержать мысли при себе.

В голову лезут только строчки из поэмы, - лукаво произносит девушка улыбаясь мужчине, - как же там было? - она прерывается, театрально вспоминает слова, которые из без этой заминки хорошо знала, а затем с придыханием зачитывает:

Но знай: кто соревнуется с чертями; в лукавстве, - доведет себя до слез! - цитирует девушка и под конец поворачивается лицом к сестре, - Oui?

«Чье имя назовешь, сестренка?»

+7

17

— О, я бы не отказался от чая с бренди, точнее бренди с чаем.
- Вот этот джентльмен явно меня понимает. - Стивен расплылся в широкой улыбке, склоняя голову чуть в бок и краем глаза замечая реакцию Томаса на спутника обозначенного “джентльмена”. - Готов поспорить - у нас много общего.
С волками жить, по волчьи выть. За столько лет, проведенных среди люпинов, Коулман хоть и не был одним из них, научился отличать оборотней от простых людей, пусть не сразу и в лоб, но по косвенным признакам. Кажется, не он один предпочел охрану нечеловека в этот томный загадочный вечер…
Стивен подмигнул своему “новому другу” и рад был бы поболтать еще, но стали прибывать новые действующие лица. Каждое Маг удостоил пристальным вниманием, рассматривая, прислушиваясь к своим ощущениям. Здесь и правда становится слишком много “особенных”, Стиву это не нравилось, он привык быть особенным единолично, это раздражало. От ощущения чужой силы кожа фантомно зудела, Коулман даже не утерпел и приподнял рукав пальто, чтобы поскрести пальцами предплечье.
Пустая болтовня продолжала звучать, а собравшиеся недоумевать и нервничать, но вот голос подал тот, кто собрал их всех здесь - тот самый странный старик - один не особенный и оттого так явно выделяющийся. Стивен сощурился, глядя на старика не моргая, пристально, вдумчиво.
Речь была, мягко говоря, странной, реакция на неё была разнообразной и можно даже сказать бурной. Стив молчал какое-то время, задумчиво кусая обветренные губы, прежде чем снова сделать шаг вперед и подать голос.
- Вы представляете свое предложение сделкой, но подразумеваете шантаж, вы очень в себе уверены, да? - Стив улыбался, но взгляд его был колючим и холодным, он не любил, когда ему угрожали. Но вместе с тем он не был и полным дураком, чтобы игнорировать угрозы или реагировать на них слишком бурно. Эх, отвести бы этого человека в укромный уголок и потолковать по душам… тогда, может быть, что-нибудь у них и вышло, а пока все это выглядит как… ловушка.
Игра? Хм… так вот ты какая. Неприятная, с навязанными правилами и перспективами оказаться в безвыходной ситуации, в клетке из обязательств и сомнительного долга перед очередным власть имущим, пусть власть эта и была несколько специфического рода. Надо ли говорить, что это тем, что выводило Мага из себя, заставляла все нутро бунтовать и щериться. Он с большим трудом сдерживал плещущееся внутри недовольство.
- Погодите со своими высокоморальными отповедями, мне нужны подробности. Вы просите впрячься в сомнительную авантюру, жаждете содействия в неясном деле - нет, так дела не делаются. Какова ваша цель? Какого содействия вы ищите?
- И да, я бы все-таки не стал бросаться на человека, столь смело решившего бросить в лицо тем, кто явно может чуть больше, чем просто смертный, угрозу расправы. - Стив повернулся к человеку, что так уверенно заговорил о смерти и покачал в воздухе поднятым пальцем.
- Блеф? Может быть. - Стив снова повернулся к графу. - А может и нет, люблю взвешивать все риски, знаете ли. Так что окажите честь, поделитесь вашим планом? Вам нужна вакханалия? Хаос? Истребление? Причины и условия можете оставить себе, но очень хочется услышать факты.
Во время своей речи Стивен как бы между делом курсировал по разрушенному залу, пока не дошел до выхода из него, где небрежно оперся о стену, жестом подзывая к себе поближе Тома.
- Скажи мне, что за стенами нас не ждет засада. - Стив опустил свой голос до шепота, который мог расслышать только кто-то, кто обладал нечеловечески острым слухом.
Стивену очень хотелось уйти, а потом залить здесь все керосином и поджечь, этот человек пытается покуситься на “свободу”, свободу выбора, свободу воли и свободу мысли. Это то, что Стивен никак не мог стерпеть. Его взгляд переместился на человека с тростью, что сейчас стоял рядом со стариком и не так давно произносил громкие насмешливые речи. Этот человек Стивену не нравился и не только потому что он пусть и не очень хорошо, но представлял кто находится перед ним, а потому что знал, что ничего хорошего ждать от него не приходилось. Вероятно, стоило сегодня остаться дома, хотя тогда мимо прошел бы такой интересный заговор…

Подпись автора

Прочь из моей головы!
Наугад в темноту, с середины концерта
https://forumupload.ru/uploads/001a/bd/ab/2/311571.gif https://forumupload.ru/uploads/001a/bd/ab/2/87859.gif
Сквозь толпу, сквозь охрану, сквозь двери, сквозь парк

+7

18

Вольф всерьез опасается, что этим дивным морозным вечером его глаза таки закатятся настолько сильно и категорично, что он уже не сможет вернуть их в нормальное положение самостоятельно. Вот же будет неловко. Интересно, с такими вещами вообще к кому обращаться? К доктору? К пастору? К бармену?
Спасает только то, что ему хотя бы не надо участвовать в разговорах, тароты обычно любят общаться исключительно с таротами, что скорее плюс, поскольку с большинством из них нормальные люди общаться желанием и не горят. Том вот, знаете ли, не потянул бы заданный присутствующими уровень пафоса. За театральность у них отвечает Стивен, но даже его явственно коробит от ужимок остальных. Дива на сцене должна быть одна и Коулман это звание делить ой как не любит. Впрочем, он справится, ему не впервой. По какому принципу их здесь вообще собирали? Есть смутное ощущение, что дед разослал приглашения всем таротам, но сподобились тащиться невесть куда только вот эти. Ладно, некоторым явно больше нечем в жизни заняться, так что они просто приехали за приключениями, кое у кого на лбу явственно читается какой-то диагноз - из тех, что обычно лечат дыркой в черепе - но какого, спрашивается, хрена Том позволил Стивену притащить сюда их? Сидели бы сейчас дома, пили шнапс. Вольф на гора выдаст с десяток занятий, которые были бы куда полезнее и интереснее, чем выслушивание бредней незнакомого деда впотьмах в мороз. Но это ладно, поехавший кукухой старик не такая уж невидаль, когда тот замолк и подключились остальные "гости", стало очевидно, что дед здесь далеко не самый странный элемент. Пошел какой-то бред про болезни, убийства, даже вспомнили какую-то жену. Какая, еб вашу мать, жена? Тут семейное собрание или что? На кой черт тогда позвали их со Стивом? Сейчас выяснится, что они все братья, которые не сестры? А можно нет? Семья Тома бегает где-то там по снегу и наверняка костерит его последними словами за то, что потащил их невесть куда в такую холодрыгу.
Пассаж про называние имен потенциальных смертников тоже как-то не впечатлил. Старику стоило бы озаботиться какой-то демонстрацией своих уникальных способностей по управлению болезнями, а то звучит как-то... жалко, честно говоря. Примерно так Томас в пять лет убеждал мальчишек в приюте в том, что в подвале живет монстр. В подвале не было никакого монстра, там была его заначка стащенной из кухонной коморки еды, но лишние претенденты на нее ему были не нужны.
Хотя, если у деда и правда есть какой-то способ влиять на поветрие, это, разумеется, интересно. И угрожающе, не просто так он вдруг перескочил с "добрый вечер" на неприкрытый шантаж. Другое дело, что все еще не ясно, за каким чертом нужно было собирать тут такой паноптикум. Если ты можешь так вот влегкую перебить королевскую семью, так к ним и иди выбивать себе всяческие блага. Впрочем, если бы Томас все же взялся называть имена, они бы тут проторчали до утра. Вольф с радостью выкосил бы этот город полностью. От королевской семьи до последнего лавочника. Мор это вполне неплохой исход, хоть он и предпочел бы видеть Лондон в огне. Это просто дело вкуса, главное ведь результат.
- Пока нет, - Вольф тоже голоса не повышал, но и шептаться особо не стал, ему плевать, что там подумают другие, он сюда пришел с группой поддержки, да, если остальные до этого не додумались, это их проблемы, - Но волчата начинают беспокоиться...
Томас с надеждой покосился на Стивена, всем своим видом вопрошая, стыдно ли тому хоть немного за то, что здесь сейчас происходит, и попутно умоляя закончить этот цирк и поехать домой. Он даже готов быть хорошим мальчиком и никак не комментировать это представление в дальнейшем. Ну, может разок. Грешно не поржать над таким, их же будут расспрашивать в стае. Главное уйти отсюда целыми и невредимыми.

Подпись автора

дальше не будет дороги другой
https://forumupload.ru/uploads/001a/bd/ab/2/423200.gif
если ты в пекло
я за тобой

+7

19

Если верить поговорке о птицах одного оперенья, Шут просто примечает похожих, таких же эксцентричных хаотиков, как он сам. Тьен склоняет голову к плечу, размышляет о том, что за карта стоит за “отражением”?
Но мыслительный процесс грубо прерывают, разом сводят все веселье к очередной порции пафосных речей. Этьенн оборачивается к люпину, держащемуся за спиной и закатывает глаза.
Неужели, к старости люди просто не умеют выражаться иначе как высокопарно.
- Господь всемогущий, какая скука! - На самом деле, Шут уже готов развернуться и вернуться домой к теплу камина, к сладкому хересу, который только зимой и бывает хорош
- Вы отнимаете наше время - предложение графа заставляет осечься на полуслове.
Слова старика отзываются эхом в голове Хардкасла, оно множится роем голосов, обрывками окончаний разбегаются по внутренней стороне черепной коробки, вызывая тошноту от накатившего приступа головной боли.

Мы можем убить одного…его…её…любого…любых
Не придется взрывать парламент…
Убьем королеву…
Убьем премьер-министра…
Каждого в Палате лордов…
И Палате общин…
Этому городу нужен хаос…
Этому миру нужна встряска…
Назови имя…имена…прозвища
С графом можно договориться...

Какой соблазн, какая бездна, прорва возможностей разом избавить себя от тех, кто кричит где-то в подсознании и всё время требует смертей во имя революций.
За криками незримых спутников Шут почти не разбирает того, что говорят другие, выхватывает отдельные слова, которые лишь множат хаос внутри головы.
Впрочем сознание вычленяет появление ещё одного участника, хромоногого, знакомого по рождественскому балу, по какой-то причине, его речь звучит весомее чем речь остальных таротов. Это интересно, Ах, да. пожалуй, чересчур часто Тьен сталкивается с этим совершенно точно не-джентльменом в последнее время. В других обстоятельствах, Хардкасл бы крепко об этом задумался, в этот момент - не до того.

- Положим, граф Арчер, в отличие от сомневающихся собратьев, - Шут обводит собравшихся мимолетным взглядом, сумерки удачно маскируют безумие, разливающееся за чернотой зрачков в искаженном оскале улыбки, нервозно перебирающим по трости пальцам. - Я готов к перегово…
Договорить мешают земля и небо поменявшиеся местами слишком стремительно. Шут летит лицом в снег, холод жжется, царапает кожу, заставляет зажмуриться. Вместе со снегом возвращается трезвость ума, голоса всё ёщё кричат, требуют, алчут, жаждут учинить расправу над кем-нибудь, кем угодно, да хотя бы Эйвом, метко толкнувшим промеж лопаток.

- На месте леди и джентльменов, я бы вытряс душу из сукина сына пока он не отправил на тот свет всех в этом городе. Напомнить про оспу и чуму? Ни-ху-я этот старый хрыч не контролирует. - Ирландец сплевывает на снег, вот уж кто здесь не имеет права голоса, так это люпин сомнительного происхождения. Он помогает Этьенну подняться, без нарочитой заботы в жестах, всем своим видом демонстрируя, что барон Хардкасл не случайно оступился на снегу. - Но кому нужны советы черни, да?
Шуту ничего не остается, как сыграть свою роль; выругаться, замахнуться тростью и посетовать вслух на проклятый лёд, отвратительное место для встречи, а после продолжить мысль, но не так, как того требовали голоса.

- Так вот, положим, все, что вы говорите правда, на кой черт вам это сдалось? Повторю то, что уже озвучено до меня, в чем ваша заинтересованность, граф Арчер? Хотите отщипнуть от способностей каждого из нас по кусочку, так сказать, попробовать недоступное? - Тьену нужно выплеснуть безумие, отзывающееся легким ознобом и тремором, который ловко маскируется под дрожь из-за холода. Как кстати, что хромой назвал имя организатора, как кстати обронил что-то про покойную жену.
Тьен воскрешает в памяти слишком смутный образ смутно, кажется, их представили только раз на каком-то из приёмов и довольно давно, лет 6 назад. Для сумерков - сойдет.
В темноте иллюзия будет убедительнее.
Шут разгоняет скуку, а не безумие вовсе, во всяком случае, так он оправдывается сам перед собой за представление, где в главной роли безутешный вдовец и призрак его покойной жены.
Женский силуэт, туманный и серебристый, появляется в нескольких футах за спиной графа Арчера.
В воздухе шелестит скорбное: “Фи-и-ли-ипп”.
Длинные волосы укрывают лицо подобно вуали, фокус, чтобы скрыть, что Шут не уверен в портретном сходстве.
“Зачем ты убиваешь людей?”

Подпись автора

светят рампы дуракам

+8

20

Карты лежат на столе, перевернутые вверх тормашками, присыпанные снегом и пеплом. От них веет силой, опасностью, безумием. Эта церковь прежде не знала таких прихожан, даже сколотые щечки ангелов покраснели от концентрации греха на дюйм.
Туз морщится, слова про болезнь не радуют: его маленький кружок может изрядно сократиться, а это убытки. Габриэль не любит терять деньги. Он ухмыляется, наблюдая за чужими выступлениями, демонстрацией силы, ума и клыков. Что ж, со стороны старика было глупо ожидать, что данное собрание будет пить чай и говорить о холодной погоде.
- Мне вообще не нравится идея смерти... - недовольно ворчит Габи, тянется за бутылкой, на которую граф Арчер не обратил никакого внимания. Видимо, не по рангу выпивка. Туз забрал свое и удобнее устроился на камне, сделал большой глоток виски. - Я за мир во всем мире и вот это вот все... Ик... - он неопределенно повел бутылкой, обводя темным взглядом публику. Все вопросы заданы, предположения сделаны - не к чему привлекать к себе лишнее внимание. Лучше запомнить несколько лиц и как-нибудь пригласить к себе на сеанс - сотрудничество может оказаться полезным. Габриэль выбирает роль наблюдателя. Пока.
Пока не появляется еще один. Реакция старика на него не остается незамеченной. На самом деле на языке вертится пара имен и смерть от болезни не вызовет подозрений... Ох, соблазн так велик. Случайная смерть по указке чужого пророка так привлекательна, вот только желание уберечь собственного пересиливает. Туз едва заметно двигается к краю камня, выставляет плечо перед Дори, оттесняет его назад, чтобы в случае чего...
- Я вот тоже считаю, что контроль над болезнью это брехня. - вытерев бороду рукавом, отозвался Габи. - Если бы вы лучше изучили таротов, граф, вы бы знали, что каждый из нас придумал бы сотню извращенных и изощеии, изащаре... тьфу, заковыристых путей сократить население Лондона, а уж избавиться от врагов: как два пальца обоссать.

Отредактировано Gabriel Perry (2024-09-05 20:22:39)

+8

21

Вокруг искрится от чужой силы и чужих эмоций. И можно даже не напрягаться, чтобы копаться их и искать. Вот только Дориану это не нравится. Ему вообще всё больше и больше не нравится происходящее и, якобы, "негласные правители" Лондона.  Он не считает себя правителем, да и вообще тем, кто может быть мастером по интригам и политике. Иначе бы уже давно нашёл того, кому род Блэйров помешал, но пока, как это не не хочется признавать, он лишь главный актёр в труппе Габриэля. Вот кто, кто, а его вестник как раз таки мастер по интригам. Впрочем, видимо и ему происходящее не особо нравится. Или это всё алкоголь?

А потом Дориан замирает, слыша, что можно назвать имя врага, и тот умрёт от болезни. Как соблазнительно. Вот только маленькое "но" - Блэйру самому бы хотелось узнать имя врага. Может быть это кто-то из собравшихся здесь... Хотя нет, вряд ли кого из таротов мог бы заинтересовать его род. Только если случайно, под попавшее проклятие 
Дориан видит мелко трясущиеся руки одного, излишнюю какую-то агрессию другого. Им много дано, но с них и огромный спрос...
Улыбается уголками губ: видимо, место и предложение наводит на такие размышления. А ещё на мысли, что сегодня, как бы ему не хотелось, но куклой Габриэля не получится быть.
А тот так заботливо пытается прикрыть его...

Новый участник, вызывающий дрожь вдоль позвоночника. Хотя, если выбирать между собравшимися: дьявол - не такой уж плохой вариант.
Все продолжают говорить, бравировать, скалиться. Вон даже призрака запускают. Вот только всё ещё не было озвучено зачем графу Арчеру это надо. А это же самое интересное.
Дориан понимает, что начинает зависать в этих размышлениях, тонуть в вязкости чужих сил. Цепляется пальцами за камень: снег холодит и возвращает способность мыслить. Надо срочно озвучить вопрос, пока он снова не захватил полностью, выключив способность соображать о чём-то ещё. Сейчас о таком думать опасно.
- Не считаю ваше предложение блефом. Да даже если итак, то... Как уже задавали вопрос: зачем вам это всё? Не сколько сотрудничество с нами, сколько уничтожение всех?
Осторожно положил руку на плечо Габриэля, просто для чувства уверенности.
Внутри стало смешно: можно сказать, что у них сейчас действительно было этакое тайное общество заговорщиков, решивших стать правительством, если бы каждый действительно этого хотел.
Пока же всё происходящее вызывало путанные мысли и эмоции. И очень бы хотелось ответ на вопрос зачем их вообще собрали?
Холодно, забрать бы бутылку у Габриэля... Зачем это надонадо графу? Зачем пришли остальные?
Мотает головой, пытаясь сосредоточиться на других  и мня в руках снег.
Как невовремя настигло это подвисание. Слишком много вокруг старших таротов. Но ничего, он справится: продолжает мять снег и кусать щеку изнутри.

+7

22

Изабелла Арчер была из тех женщин, которых хочется придушить. Или трахнуть. Или одновременно. У Дьявола и Верховной Жрицы отношения по определению не могут быть радужными, но с Изабеллой у них было нечто особенное. Их противостояние носило личный характер. Графиня Арчер радовалась и хлопала в ладоши, как маленькая девочка, когда ей удавалось как-то расстроить планы господина Тайлера и прибавить ему проблем. В тоже время Саймон отвечал ей искренней и чистой взаимностью в этом вопросе. При всём, как и наличие о госпожи Арчер любящего и любимого мужа, не мешало им иногда предаваться плотским утехам. Трахалась Изабелла Арчер так же искренне и с большой самоотдачей, как и ненавидела. Когда до Саймона дошло известие о её смерти, то он действительно горевал. Горевал настолько, что упился в хлам. И когда Отис стаскивал с хозяина сапоги, Саймон рыдал и рассказывал слуге, что сам хотел свернуть шею этой суке. При этом и Отис и Саймон, знали, что причина рыданий совсем в другом.

Надо сказать, что Саймон никогда не понимал, почему Изабелла выбрала Филиппа Арчера в мужья. Ладно, даже если отбросить то, что граф был человеком, он был просто слюнтяем.  Саймон всерьёз предполагал, что в их супружеской спальне где-то лежал фаллос из слоновой кости или дерева, и это Изабелла исполняла свои супружеские обязанности, а не её муж.

А сейчас, когда Жрица умерла, этот хер вдруг решил, что его яйчишки достаточно крепкие, чтобы позвать в безлюдное место таротов и попытаться что-то из себя строить. Словно котёнок перед стаей собак. И ладно, этот гений и стратег позвал сюда Иштвана, мать его Башню. А потом ещё и вздумал угрожать. Отличный план, надёжный как часы на Биг Бене.

- Господа, я нисколько не сомневаюсь в вашей способности расправиться с врагами, - голос графа звучит твёрдо, но Саймон прекрасно чувствует, как эта сучка боится.

Это не способности карты, ничего магического. Он прекрасно чувствовал людской страх и до того, как стал Дьяволом. И если чуял его, то без раздумий бросался в атаку.

- Это лишь способ доказать, что я не блефую и не лгу. Враги, друзья, мне всё равно кого вы назовёте. Но через пару дней вы будете знать, что я действительно управляю поветрием. К сожалению я не могу продемонстрировать свои способности и власть прямо здесь и сейчас. Что касается сотрудничества, почему вы можете захотеть пойти со мной… Я хочу поменять правила игры. Нарушить её ход. Я попробую объяснить. Сейчас я держу болезнь под контролем. Если я умру, то эпидемия затронет всех. Тоже самое будет, если я отпущу поводья. Природа этой болезни - магическая. Никто не уйдёт от неё. Лондон вымрет за пару недель. Разве что кровососы останутся, но и они зачахнут без магии карт. Всё просто, господа. Я вам нужен живым, если вы не хотите сдохнуть. Ваши игры убили мою жену. И я хочу прекратить их, я хочу диктовать правила. Считайте сегодняшнюю встречу жестом доброй воли. Я предлагаю вам прервать этот порочный круг, выйти из него. Либо умереть.

Видение, призрак, возникает перед стариком, он отшатывается, делает шаг назад, но замирает.

- Ложь! - выкрикивает он. - Не смейте порочить её! Это обман! Сгинь, сгинь!

Образ истаивает в воздухе, в наступившей тишине голос решает подать Саймон.

- У Изабеллы сиськи были побольше. Гхм… Я вот что скажу. Граф Арчер явно что-то недоговаривает. Так уж получилось, что мы с ним знакомы. И, есть подозрение, что Филипп ненавидит меня. Скажу честно, причин для этого предостаточно. Например, граф точно знает, что я трахал его дражайшую жену. Так ведь, Филипп? Ты ведь знаешь? К чему это я всё… Ах, да. Я ведь всё ещё жив. И даже не кашляю. Какая-то нестыковочка получается. Я думаю…

В ночной тишине выстрел звучит громом. Пуля бьёт Саймона в грудь и он, подскальзываясь на утоптанном снегу падает на спину, трость отлетает в одну сторону, цилиндр в другую.

Что происходит дальше, Саймон не разбирает. Он ловит перекошенным ртом воздух, задыхаясь от боли. Лежит в сугробе, пялясь в чернильное небо с колючими звёздами. Ладно, он недооценил графа. Наверно не стоило прилюдно рассказывать всем, что почившая Жрица была той ещё шлюхой. Но Саймон недооценил господина Арчера, но не возможную опасность. Когда большинство в колоде тебя, мягко говоря, недолюбливают, то стальная пластина под сюртуком лишней не будет. Вот только прямой выстрел, почти в упор. Кажется, этот старый мудак сломал ему рёбра. Больно до одури.

+8

23

-

Этот пост спонсирован четырьмя бросками дайсов, и все были скучными

Практически все присутствующие, удивительно, но кажется разделяют его недоверие. Компания, конечно, сомнительная, но не тупицы. И на том спасибо.
Чип, не часто сталкивающийся со своими новоприобретенными карточными собратьями, за исключением вездесущего Иштвана и его шавок, не без интереса наблюдает за искусно созданным «призраком», который должен был, видимо, изобразить графиню Арчер. Значит кто-то из них иллюзионист. Лэнгфорд в который раз обводит их взглядом и не то чтобы подозревает, уверен, что это тот кудрявый, что только что знатно навернулся.
Лэнгфорд чувствует блеф буквально нутром. То, что говорит граф, правдиво лишь отчасти и знатно приправлено, как бы так выразиться - пиздежом. Но Чип знает, что ему надо рискнуть и остаться тут. Не просто же так ноги принесли. Он, особо не задумываясь над тем, что делает, медленно вышагивает вбок и вперед. Словно обходит все ту же каменную скамью и слегка приближается к графу. Зачем? Вроде как ноги разминать пока не требовалось.
Сплошные "Я, я, я" и "хочу, хочу". Не был ли Арчер всего лишь сбрендившим после смерти жены дедом? Чип был уверен, что таротам здесь в целом плевать на то, что он там хочет, и еще больше плевать на то, что он хочет каким-либо образом повлиять на эту "игру". Чип не до конца разбирался, но прийти к картам, существующим для того, чтобы играть, и сказать им, что он хочет сломать эту систему, даже для Лэнгфорда звучало довольно смешно. Хочет устанавливать правила. Все хотят. Такова жизнь. Плясать под дудку свихнувшегося деда не хочет никто.

- Вам бы в Бедлам наведаться, граф, - усмехается Чип. - Ну так, на всякий случай. Они там любят диктовать правила, вам понравится.

Он поворачивается к Саймону, когда тот начинает говорить. Кивает и снова думает показать Филиппу Арчеру, что, вон, Тайлер дело говорит. Живее всех живых будет. И в этот момент в заброшенной церкви гремит выстрел. Чип не вздрагивает, но понимает, что если бы он не начал разгуливать, то скорее всего оказался бы где-то на траектории. Надо же как удачно вышло.
Старик теперь стоял от него всего в паре шагов. Давай, Чип, время сделать выбор. Время выбрать новый путь.
Он даже не бросает взгляд на своего распластавшегося на земле бизнес-партнера. Саймон либо подождет, либо будет в порядке, либо, даже если не будет, Чипу как будто бы - ни горячо ни холодно. То есть чуйка засевшая в кишках молчит. Вот Арчер с другой стороны. Так и подмывает. Он словно весь вечер ждал этого момента. И ему снова сложно не довериться голосу, нашептывающему, подзуживающему. Давай же, Чип.
И Лэнгфорд в пару больших шагов двигается на Арчера. Тот, разумеется заметив движение, переводит дуло в его сторону Спустить курок он, однако, не успевает, когда Лэнгфорд хватает его за руку и оттягивает ее вверх. В ушах звенит от нового выстрела, но пуля улетает лишь в темное, першащее снегом небо.

- Ну что же вы, граф Арчер, так с гостями? Да на святой то земле. Цедит Чип сквозь зубы, но достаточно насмешливым тоном, словно они не борятся за право пострелять, а вышли покурить в антракте театральной постановки. Арчер, не пальцем таки деланный, ужом извивается в его хватке и таки выскальзывает. Цилиндр слетает с головы Чипа и прохладный снег приятно холодит макушку. Несмотря на то, что пистолет остается в трясущейся руке графа, Чип не отходит, ощущая прилив адреналина. Остается с ним лицом к лицу.

- Эй, мистер Тайлер, сэр, ты там помер? Задорно кричит Лэнгфорд куда-то за спину, не отводя глаз от старика. Что-то ему подсказывает, что Тайлер все еще живее всех живых.

- Если вы хотели нас перестрелять, то так бы сразу и сказали. Чего же сразу заводить про болезнь? Чип снова обращается к Арчеру.
Старик с перекошенным то ли от страха, то ли от бешенства лицом снова наставляет пистолет на Лэнгфорда и спускает курок, но на этот раз выстрел не звучит вовсе. То ли заклинило, то ли что, но Чип запрокидывает голову и ржет. Вечер перестает быть томным.
Следующим ударом он выбивает пистолет из руки замешкавшегося со своей игрушкой графа. Интересно, если достать свой и предложить ему на замену, то сработает?

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/193096.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/431674.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/564837.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/995666.gif

+8

24

Он - сжав в кулаках края шляпы; зажав голову между локтей; зажав локти коленями - смеётся: он начинает мягко; тихо; незаметно и постепенно набирает громкость; объем; оттенок: смех становится самозабвенным; лающим хохотом, в котором Башня - откинувшись назад; упираясь лопатками в стену - растворяется; которым Башня искренне; как одичавший ребёнок наслаждается, словно сам слышит - разве не слышит? - не предсмертные хрипы; карканье, а какую-то мелодию, под которую мелко; в такт трясётся.
Ф-о-р-м-и-р-о-в-а-н-и-е.
Голод колеблется - от колебаний ворочается в желудке - от колебаний растет; разрастается по телу щупальцами морской; ядовитой твари, что от рождения слепая; слепо рыщет в поисках пищи.
“Одна из них упала.”
Призрак неверной жены - Иштван давится хохотом; приглашенные зрители - Иштван пытается одновременно и откашляться, и остановиться; взявшийся отомстить муж, и взявшая дьявола за член и рога жрица - Иштван опрокидывает голову назад и ото всей своей - глубокой; щедрой; протекающей похуже самой дерьмовой крыши - души гогочет; потешается: какое огорчение, никто из них не решается; не может вспомнить ни одного подходящего имени; какая жалость, от - настороженных; мнительных; мстительных - таротов чего-то добиться сложнее, чем сцедить молока с козла, если не восторженный идиот, перепутавший яйца с сосками.
Голод ищет - ищет - ищет брешь, через которую удастся просочиться наружу; выбраться из башни и пуститься на вольные хлеба.
“Осталось только девять.”
Иштван - плавно сведя на нет горловые; издевательские звуки - вытирает выступившие слезы рукавом пальто; им же - следом; подняв голову; вытянув руку вперёд - касается щеки старшей; менее безумной сестры и замирает с протянутой конечностью; не касается кожей кожи.
Голод тянется; скользить; липнет; обхватывает горло; запястья; связывает между собою ноги и затягивается; трется - чья кожа первой порвётся; какой из двух тварей в одной.
“Сколько их останется, Иштван.”
Иштван ненавидит, когда демонстрация - дерзко заявленной; вываленной ошмётками старческого дерьма им под ноги; под нос - силы откладывается на «неопределённый срок»; валяется и смердит без дела, ведь «будете знать через пару дней»; «верьте, от гадкой - ублюдской - магической игры умерла моя шлюшка-жена Изабелла».
Голод натягивается леской; дребезжит, но никак не рвётся: одной из двух тварей не хватает воздуха; одна из двух тварей скоро задохнется, если не ослабит нить.
“Считай, Иштван.”
Иштвану безразличен Лондон и его население -  пусть сдохнет один; пусть сдохнет толпа; пусть сдохнет в мучениях каждая присутствующая здесь голова; и свою Башня засунуть в полумесяц гильотины готов хоть сейчас.
С-е-р-д-ц-е-в-и-н-а.
Голод - по детской считалочке; без рифмы и смысла - выбирает цель; выбирает место; выбирает средство и перетасовывает результат.
“Почему ты не считаешь, Иштван.”
Голод бесцелен - голод повсеместен - голод хватает оружие наугад.
“Считай, Иштван.”
Ему нет дела и до чужих душевных терзаний; пылких заявлений и таких неуверенных; расплывчатых заверений, мол «подождите»; «не могу»; «но хочу поменять»: старик болтает - болтает - болтает опять, и Иштвану кажется, что такой рот пригодился бы ему - клиентам - в борделе, где за каждый навык воздается по заслугам.
Голод накаляется - голод обостряется - голод сводит Башню с ума.
“Считай.”
Иштвану досаждают; надоели разве что пустые угрозы, звучащие не как обещания - если кто-то позволил себе навлекать смерть; боль и страдания, то тарот хотел бы оценить всю прелесть (не)адских мук, а не старческие крики: Башня кривит губы - Башня облизывает рот - Башня реагирует на выстрел так, будто ничего толком и не произошло; люди часто палят друг в друга; еще чаще палят в него.
Голод вдыхает запах пороха - голод вдыхает запах внутреннего; запертого кровотечения - голод диктует Иштвану поднять засов, чтобы выпустить кровь; чтобы Дьявол, если не сдох, то долго мучался; мучался долго и долго дох.
“Иштван.”
Голода много - голод повсюду - голод не ищет к кому обратиться.
“Иштван.”
Иштван закрывает глаза - безвольно; покорно преклоняет перед голодом колени - и выпускает на волю то, что ему картой дано: Башня бьет без разбору; Башня желает разрушить всех, чтобы каждого раздавить зубами и тщательно пережевать.
Голод хаотичен - голод не выбирает - голод знает одно: потребность пожирать - пожирать - пожирать.
“Филипп болеет. Один.”
Кровь в теле Филиппа - главное блюдо; кровь в теле Филиппа - подогреть и подать; кровь из тела Филиппа течет отовсюду: Иштван резко дёргается вперёд, чтобы успеть ее - кровь - собрать, но натыкается на старшую сестру; на холод ее рук.
Голод кипит.
“Трисс приболела. Два.”
Кровь в теле Трисс - скромный бокал; кровь в теле Трисс - на пару жадных глотков; кровь из тела Трисс течет изо рта и носа: Иштван лишь пытается избавиться от ее - Трисс - оков; от мягких касаний.
Голод извивается.
“И никого не стало.”
Кровь остальных - отложить и вернуться; кровь остальных - нужно просто пустить; кровь остальных отогреть и дождаться: Иштвану осталось всего-то пробраться дальше и вкусить.
Голод в ладонях старшей сестры меркнет и успокаивается - голод вдыхает ее аромат: Иштван не открывает глаза; ухмыляется - Филипп кричит и выгибается; церковь не останется без жертв; плат.
“Нам мало одного, Иштван.”
Г-н-и-л-о-й.
П-л-о-д.

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/193096.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/838416.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/168653.gif https://forumupload.ru/uploads/001c/2b/59/8/995666.gif

+8

25

во всем виноваты кубы

или как просрать хорошие броски на ерунде и совершить набор бесполезных действий.

Рыба наблюдает за происходящим словно из-за стеклянной стенки. Со стороны.
О.т.с.у.т.с.т.в.и.е.
Искрят чужие эмоции – недостаточно близкие, чтобы мимолетно запустить в них свои алчные руки, зачерпнуть, попробовать, вытянуть по чуть-чуть то тут, то там.
Фиш все сильнее склоняется к идее, что встреча – сплошная напраслина, упущенное время, пушка, которая не бабахает, потому что порох отсырел, а артиллерист пьян в стельку.
Мистер Рыба делит внутри головы собравшихся на Старших, Младших и пустых. На перспективных и бесперспективных. Правда, немногословных сопровождающих он бы тоже попробовал, эти двое одновременно похожие и непохожие друг на друга выглядят как звери перед грызней, напряженные, готовые броситься на врага по необходимости.
И.н.с.т.и.н.к.т.ы.
Похожий на продолжительное эхо вопрос сводящийся к «Зачем вам это, граф?» не задает разве что ленивый.
Где-то глубоко в складках одежды тикают карманные часы прибавляя к уже потраченным впустую минутам еще несколько секунд.
Бравада-падение-проклятие – отголоски раздражения щекочут ноздри, Герб поворачивает голову в сторону источника шума; кто-то из Старших арканов, силой от них всегда фонит не так, как от Майкла.
Икота-подлинно или обманчиво заплетающийся язык-бульканье жидкости в бутылке. Герба занимает мысль о том, по какому принципу карты выбирают себе носителя. Имеется ли закономерность или выбор – только сектор рулетки с застывшим на нем металлическим шариком?
Откровения о Жрице, скабрезные подробности о её активных чреслах.
С.к.в.е.р.н.а.
Выстрел, вспышка боли, Герб ловит себя на том, что в сочетании с силой пострадавшего это будоражит аппетит.
События как будто бы ускоряются, снова звучит выстрел, этот из Старших, что знаком с Чудовищем, не то корчит из себя героя, не то идиота.
Смех скорее намекает на второе, а дальше смешки превращаются в цепную реакцию. Стоящий достаточно близко Семерка Чаш чувствует хорошо знакомые нотки безумия, от которых будто вибрирует воздух.
Такой господин наидражайший Эстебан внушает Рыбе опасения. Инстинкты подсказывают, что лучше держаться от него подальше.
Судьба Трисс Семерке неинтересна.
И.н.д.и.ф.ф.е.р.е.н.т.н.о.с.т.ь.
Герберт Фиш всего долю секунды сомневается, не будет ли лучше напомнить Иштвану, что здесь слишком много таротов и это небезопасно. Желание не попадаться под горячую руку пересиливает, шея хорошо помнит, какая крепкая у Башни хватка.

Вместо этого он подскакивает к старику, быстро сокращая дистанцию, с намерением влезть в эту морщинистую голову, вдоволь наиграться с ее содержимым, выпотрошить, развесить на солнце, перебирать причинно-следственные связи и события, чтобы проверить, так ли правдиво всё, о чем он говорил.
Ему удается проскользнуть вертлявым скользким ужом, втиснуться в брешь, чтобы удостовериться в том, что информация верна, или граф Арчер отчаянно верит в это.
Однако стоит только копнуть поглубже, вместо подробностей становится нестерпимо больно.
Непонятно дело ли в том, что Башня в своем безумии все-таки потянулся к остальным собравшимся, или в том, что Арчер не так прост как кажется.
Перед глазами темнеет, череп будто пытаются расколоть булыжником или тяжелым топором, Герберт слишком ослеплен, слишком обескуражен собственным бессилием, чтобы подобрать нужное описание.
В первые несколько секунд это 10 из 10.
Судя по всему, из носа капает кровь, пока не начинает течь струйкой, пачкая снег.
«Алый, как кровь на снегу».
Сосуды в носу будто готовятся разорваться, устроить фейерверк мясных ошметков.
7 из 10 по его личной шкале.
Осевший на снег Фиш корчится, сгребает снег ладонью и прижимает к лицу, чтобы переключить внимание с боли на холод.
Всё ещё 7 из 10.
Если Майерс и Салли просто решили не приходить, получив письмо, Семерка готов признать, они не прогадали.

Подпись автора

опиумные грезы по фиксированному тарифу

парадная чешуя от Чипа

+6

26

Ситуация закручивается в тугой узел; затягивается крепкой верёвкой на шее Беаты; пробирается не хуже ледяного ветра под одежду. Заставляет чувствовать, ощущать на себе все смятение и безумие.

Фраза девушки утопает в общей массе слов-жестов-действий и она отступает. Снова прячется в тень, медленно двигается в сторону Трис и Иштвана, бредет наощупь, всматриваясь в темноту под ногами. Было глупо разбить лоб об каменный пол; окропить своей кровью эти безмолвные стены.

Раздавшийся выстрел ее не пугает. Девушка не вздрагивает, не оборачивается. Мужские забавы ее не интересуют. Пусть хоть все перестреляют друг друга здесь, в попытках доказать кто главнее_важнее. Ей безразлично, пока это не касается ее лично.

Вот дали бы холодное оружие ей в руки...

Трис молчит; сидит в неудобной_напряженной позе рядом с Иштваном. Как его личный секретарь; как помощник; как преданный слуга. Беата приближается к ним, но не садится. Опирается на стену спиной, держит осанку и пытается осознать что происходит. Провожает Герберта взглядом.

Он уходит в гущу событий, прикладывает руку к графу; к телу графа; к тому, что от него останется. И Беата фыркает, недовольно закатывает глаза. Ее реакция все равно останется незамеченной. Лучше бы Фиш остался с ними; с ней. Но мужчина предпочитает поддаться соблазнительной возможности; жгучему желанию забраться в голову умирающему. Зарыться длинными холодными пальцами и чувствовать-ощущать-узнавать-пробовать на вкус. Герберт Фиш знает толк в зависимостях.

Беата думает о Фише ровно до тех пор, пока ей самой не становится плохо. Пока кровь внутри нее не начинает «кипеть». Тогда она обращает внимание на сестру, на резкий рывок Иштвана, на скинутые перчатки и касание «кожа к коже». Ласка Трис не только приятна, но и утешительна. Она дарит покой; снижает градус. Беата понимает, что это значит и чувствует, как кружится ее голова, как все вокруг окрашивается в один единственный цвет.

Снова кровь. От ее вкуса девушку начинает мутить. Но все это столь привычно, что она не удивляется; не сопротивляется.

Беата выуживает из кармана платок и протягивает сестре. На белой ткани остается кровь, ее кровь; поэтому она оставляет платок у себя. Самозабвенная Трис не хочет разделять неприятные ощущения, которые забрала у Иштвана, но Беата врывается в ее чувства нахрапом; делит пополам, чтобы сердечко сестры билось не так лихорадочно.

«Не сопротивляйся, дурочка»

Беате надоедает стоять у стены, поэтому она опускается на пол, на колени. Разворачивается лицом к Иштвану, тянется к нему, близко, чтобы среди всех голосов собственного сознания он услышал ее.

Кто должен умереть, чтобы мы наконец отправились домой?

+7

27

У Томаса много вопросов к происходящему. Точнее, вопрос то у него один – «какого хрена здесь происходит?» - но после него сами собой напрашиваются, роятся и наслаиваются поверх очень много уточняющих – вроде «кто все эти люди?, «что вы от нас то хотите?» и «а можно домой?». Ну, это из цензурных, их меньшинство, если честно. На этот своеобразный светский раут посреди ничего явно был какой-то отбор, но Вольф категорически не может уловить, какой именно? Ну, допустим, брали только таротов, это понятно. Тут, конечно, не только они в наличии, но остальные, как и сам Том, скорее всего присутствуют в качестве сопровождающих. Но и тароты какие-то неоднородные по мастям. Какие еще критерии? Учитывая происходящее вокруг, в голову упорно не лезло ничего, кроме признака «проблемы с башкой». Это вот прямо напрашивается.
Как ни прискорбно, но по этому критерию Стивен тут на своем месте. Просто у него это все ситуативно и с определенной закономерностью, а у остальных, судя по всему, перманентное состояние обострения. И это паршиво даже не тем, что вокруг кучка полоумных – это Вольфа не особенно волнует, этот город полон психами, ты либо живешь с этим фактом, либо помираешь, не смирившись с реальностью – а тем, что, глядя на полет чужой кукушечки, кукушечка Коулмана может внезапно решить к ним прибиться в стаю. Вот это уже будет действительно неприятно. Несвоевременно.
От звука выстрела Вольф вздрогнул и одним прыжком оказался перед растерявшимся Стивом, сгребая его себе за спину. Стреляли не в них, но разве кто-то удивится, если начнется перестрелка всех со всеми? Томас и к такому раскладу готов – он вообще-то тоже вооружен, просто успел остановить себя - но до этого доводить не хотелось бы. Он то в себе, ему лишняя кровь не нужна.
Дальше агрессия не пошла, собравшиеся радостно друг в друга постреляли, некоторые посмеялись над чем-то там, другие так и продолжали молча пучить глаза, кто-то даже в снегу поваляться решил, чего бы и нет, такая же чудесная погодка. Вольф покосился за плечо на притихшего Стива, с растущим раздражением отмечая, что тот начал нервно перебирать пальцами и подозрительно зыркать исподлобья. Отлично, эта кучка полудурков его сейчас переключит на ровном месте. Вот именно этого Томас и боялся.
Спасибо, вашу мать! Вечер стремительно перестает быть томным.
- Что ж, - улыбка Вольфа больше напоминала оскал, но скажите спасибо, что пока им не являлась, - Было очень интересно вас послушать, - вообще нет, час тут торчат и слушают какой-то малосвязный бред, - Крайне занимательно, кто с кем ебался, даже не знаю, как я жил без этой информации…
Сграбастал за плечи впавшего в прострацию Стивена, пытающегося то ли зажать руками уши, то ли натянуть шарф по самую макушку, и аккуратно оттеснил его в сторону выхода.
- Но нам, пожалуй, пора. Удачи вам в ваших начинаниях. Ничего не имею против массовых смертей, отличная идея. Исполнение пока говно. Но идея… Прогрессивная. Амбициозная. Так держать. Граф… - чуть приподнял шляпу, обозначая вежливое прощание, - Господа, - повторил движение уже глядя на собравшихся и продолжая уводить Стивена подальше, - Дамы. Доброго вечера. Остались бы на чай, но… У вас нет чая.

Подпись автора

дальше не будет дороги другой
https://forumupload.ru/uploads/001a/bd/ab/2/423200.gif
если ты в пекло
я за тобой

+6

28

Громкие слова, сальные подробности, от которых отчетливо веет базарной площадью, грубыми торговками и карманными воришками, резкий звук выстрела, безудержный смех одного из таротов, сумятица, что они вносят в происходящее хоть сколько-нибудь разгоняют скуку.
А это пока то немногое, что Шут чувствует сильнее, чем подступающее тошнотворное безумие. Что-то незнакомое, будто гудение повисает в воздухе.
Ложь, о, а кто из них всех не лжет?
Не лгут только мертвецы, да грудные младенцы.
Эйв не спешит закрывать Хардкасла от пуль, хотя стоило бы, от умышленных выстрелов Шут, конечно, застрахован, но от случайных совсем нет. Кстати, этот момент требует рассмотрения, ведь если в колоде есть те, кто управляют удачей, может, с ними можно будет договориться, чтобы отсыпали своей, поделились. Этьенну же много не надо. Всего лишь немного уверенности в завтрашнем дне.
- Господа, вы перегибаете с драмой. - Этьенну весело, Этьенн, вопреки ворчанию из-за спины, всё меньше походящему на человеческое, делает шаг навстречу скрюченному, смеющемуся и деятельному.
Навстречу заскучавшим леди, которые, очевидно, ужасно замерзли. Не церковное, но цирковое представление раззадоривает в нем собственную тягу к театральности, сложно удержаться в час, когда перед тобой разворачивается практически комедия дель арте.
Остается только распределить маски верно и выбрать свою. И они могут махнуться ролями с люпином, которому больше подошел бы Дотторе, а Тьен, о, Тьен будет Табарино, глупым, легковерным Табарино.
- Я бы на твоем месте сделал то же самое, что эти двое. - Чужой смех рубит фразу на отдельные элементы, как мясник отделяет одни части туши от других. Унылый Эйв намекает на ретировавшуюся парочку.
Шуту нет дела до мнения слуги, он и покинувших собрание персонажей забывает буквально за минуту.
- Как ты ранее выразился, я изволю положить на твое мнение свое английский хер. И поморозить его ещё немного. ЭТО ОЧЕНЬ ПЛОХАЯ КУЛЬМИНАЦИЯ. КОЛОМБИНА ПРАВА, КТО ЕЩЕ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ?
Тень за спиной маячит слишком настойчиво, слишком возбужденно.
- Эйв, уйди. Ты портишь мой выход.
Если граф Арчер обладает информацией о том, кто является носителем карты, значит ли это, что барону Хардкаслу нужно по этому поводу переживать? Так много вопросов, так мало ответов.
От мистера Лопну-от-смеха за милю тянет чем-то неприятным, как будто трогаешь пиявку, скользкого слизня, одновременно липко, противно и в жар бросает. И к нему словно бы льнет кровь, стремится слиться, прижаться.
Кровь хороший образ, яркий, осязаемый, горячий.
Шут проводит кончиком языка по верхней губе, припоминает вкус, соль и железо, железо и соль. Как составляющие для обряда.
Кто-то должен умереть, почему бы оставить мертвецов без формы, без имен, но выжать их, плеснуть содержимым из лохани, в которой полоскалось бельё.
Тьен присаживается на корточки рядом с персонажем, который упал в снег подобно метко подрубленному дереву, но не спешит помогать, вместо этого ладони касаются снега, в сумраке не видно света, но пространство, которое в ясный день представляется относительно белым, темнеет, пятно расходится от того места, на котором устроился Шут.
Белая с Алой воют вне времени
Алая с Белой из одного племени
Белая с Алой испачканы краской
Алая? Белая? Дайте подсказку
.

Шут шепчет бессмыслицу, Шут ли, или те, кто живут в его сознании и не называют себя? Белые человечки, красные человечки. Тарот, что стоит рядом на коленях из белого медленно превращается в алого без помощи Этьенна, сам.
Тьен помогает только снегу, заливает карминным, густым и горячим. Сколько мертвецов понадобилось бы чтобы окрасить все пространство перед церковью? Отличная задачка для учебника по математике, в которой барон Хардкасл никогда не был силен.
Боль отдается звоном в ушах, забытым за год чувством от мелких ожогов на кончиках пальцев. Шут погружает их в снег, присовокупляет к фальшивой крови те капли настоящей, что проливаются вокруг.
Если кто-то здесь вздумал убить их разом, он просчитался. Кое-кто не умрет. Кое-кто не умеет умирать по чужой прихоти.
Несуществующий церковный колокол звонит по всем, по каждому и не по кому.

Подпись автора

светят рампы дуракам

+3


Вы здесь » Tarot » The Devil » Одна из десяти казней: печать болезни — 1851